Когда он, пытаясь скрыть свою тревогу, присел на край кровати и нащупал пальцами медленный, чуть заметный пульс, Лиза открыла глаза. В них стоял тревожный вопрос.
Врач ответил, стараясь, чтобы его спокойствие не выглядело напускным:
— Сердечная слабость. Приступ слабости. Это пройдет. Но никаких волнений в ближайшее время!
И только тут она спросила:
— Доктор, я не умру? — И на губах ее появилась чудесная улыбка, вызванная надеждой и верой.
— Нет! — Он ободряюще рассмеялся. — Для этого вы еще слишком молоды. Конечно, будь вы на тридцать лет постарше… А так…
— Михаэль, дай мне, пожалуйста, зеркало и гребенку.
Ей сделали инъекцию. Пульс стал ровнее. Она сама поправила волосы. Потом заснула — успокоенная, ровно дыша.
— Я поражен. Такого тяжелого приступа я не ожидал. Но опасности нет никакой, — сказал врач Михаэлю. И это было его искреннее мнение. Потом он написал несколько рецептов.
— Мне-то вы скажете правду?
— Только правду… Сегодня вечером я приглашен в гости. Если понадоблюсь, позвоните прямо туда. — Он дал номер телефона.
В квартире все стихло. Шестнадцатилетняя помераночка, оставленная на страже у приоткрытой двери в спальню, задрала юбку выше колен и, вытянув безукоризненно прямые ноги, с удовлетворением рассматривала их. По приезде в Берлин она укоротила юбку на двадцать сантиметров и только теперь обнаружила, какие у нее ноги. Улыбаясь, она извлекла зеркальце из кармана передника, оскалила красивые белые зубы и третий раз в жизни попудрила маленькой пуховкой свежие, как яблочко, щеки.
В десять она пошла спать. Михаэль прикорнул на кушетке, прислушиваясь и думая о Лизе, потом о своей работе, потом опять о Лизе, и наконец уснул.
Разбудил его стон. Борясь с дурнотой, Лиза пересела в кресло, не спуская ног с постели; голова ее медленно покачивалась из стороны в сторону. Лицо побелело. Дыхание прерывалось.
— Что ты делаешь! — Испуг пронизал все его тело до внезапно отяжелевших ног. Он опять положил Лизу на кровать. Тело ее было безжизненно и неподвижно. Вдруг Михаэль всхлипнул — в эту секунду он понял, что ее жизнь в опасности. «Позвоню врачу». Он дал ей лекарство и бросился к телефону.
Нет, опасаться нечего. Пусть Михаэль положит ей на сердце холодный компресс. И опять Михаэль поверил ему, потому что хотел верить.
Она немножко отдышалась. Начала засыпать. Он без сна провел немало томительных часов у ее постели. Страх и возмущение доктором мешались с надеждой, что, быть может, доктор все-таки прав.
В восемь утра он наконец услышал торопливые шаги. В зеленоватом лице Лизы не было ни кровинки. Жили только глаза, полные смертной тоски.
— Теперь я упрекаю себя. Мне следовало провести ночь возле нее.
— Скажите мне правду!
— Положение очень серьезное. Надо взять сиделку. Служанка ваша мало что понимает.
С этой минуты Михаэль не мог больше есть. Он перестал бриться, перестал одеваться. Целыми ночами бродил в халате, но, подойдя к постели, улыбался спокойно и нежно. Он неплохо играл свою роль. Целую неделю он лелеял надежду, шагая взад и вперед по своему кабинету.
Пригласили профессора. Перепуганному, полному тревоги и страха Михаэлю он показался слишком молодым. Только когда профессор после осмотра зашел в кабинет, Михаэль увидел по его безбородому, морщинистому лицу, что тот много повидал и много испытал на своем веку.
Профессор сказал несколько слов, тихих, как его лицо. Слова не прогнали страх и не убили надежду Михаэля.
Под вечер, за двадцать четыре часа до смерти, Лиза в присутствии Михаэля сказала сиделке:
— А хорошо болеть, когда за тобой так ухаживают!
Такой уж была Лиза. Навсегда сохранила она свою верность жизни, всегда умела видеть хорошее в плохом и каким-нибудь одним душевным словом умела доставить людям радость.
Михаэль опрометью бросился к себе в кабинет. Все его оцепенение как рукой сняло. Он рыдал, содрогался от рыданий. Зажимая себе рот ладонью, — чтобы она ничего не услышала, — он упал в кресло и уронил голову на руки. Утром сиделка подошла к спальне Михаэля. Она остановилась в дверях. Он испуганно вскочил: «Что такое?»
*
Сиделка казалась очень взволнованной:
— Дело плохо. Ночь прошла так хорошо! Спала спокойно. Потом, вдруг… немедленно вызовите господина доктора.
Но на лестнице уже послышались торопливые шаги.