Хотя нацисты на последних выборах в рейхстаг в ноябре 1932 года потеряли часть мандатов и вообще получили только треть из шестисот восьми мест, Гинденбург, чтобы воспрепятствовать разделу поместий восточно-прусских юнкеров, 30 января 1933 года назначил Гитлера рейхсканцлером.
Двадцать седьмого февраля торжественно присягнувшее правительство народа Гете и Бетховена приказало поджечь рейхстаг, дабы уже в ночь пожара на законном основании арестовать тысячи коммунистов.
В эту ночь Михаэль сидел в кабачке «Мампе» на Курфюрстендамм. Вдруг ворвался газетчик. Огромный заголовок кричал: «Коммунисты подожгли рейхстаг».
Все, конечно, поняли, кто поджег рейхстаг. Друг Михаэля, видный романист и великий мастер немецкого языка, Иозеф Рот пророчески заметил:
— Если они рассчитывают вести гангстерскими методами мировую политику, они уже сейчас обречены на провал и кончат, как все гангстеры.
Он тут же ушел домой, уложил чемоданы и выехал в Париж.
Подобно другим противникам нацизма, Михаэль надеялся, что баварское правительство выступит против нацистского режима. Он решил переехать в Мюнхен.
Перед отправлением ночного курьерского поезда он расхаживал по перрону и всякий раз проходил мимо какого-то толстого мужчины, на которого, впрочем, не обращал никакого внимания. Толстяк курил сигару и через окно вагона первого класса беседовал с двумя пожилыми дамами. Рядом с ним стоял какой-то обтрепанный кривоногий субъект в измятой зеленой шапчонке из велюра, надетой набекрень. Его худое лицо, с горбатым носом и кривым ртом, казалось твердым, как дуб.
Михаэль хотел закурить сигарету. Когда он шагах в двух от курившего толстяка еще раз сунул руку в карман, тщетно пытаясь отыскать спички, кривоногий с молниеносной быстротой выхватил из заднего кармана револьвер. Из-под опущенных век блеснул взгляд убийцы, и тут только, в какую-то долю секунды, Михаэль сообразил, что толстяк с сигарой это сам Герман Геринг. Отступать было невозможно, промешкать, оставив руку в подозрительном кармане, — тоже: телохранитель Геринга немедленно выстрелил бы. Пришлось проявить максимальное спокойствие и довести начатое до конца. Геринг дал ему прикурить. Револьвер немедленно исчез из руки телохранителя.
Михаэль поднялся в вагон, ясно сознавая, что одна только секунда отделяла его от смерти. Уже из окна вагона он видел, как три подтянутых эсэсовских офицера в черных мундирах гуськом подошли к Герингу и сдвинули каблуки. Прозвучали рапорты, опять щелкнули каблуки и застучали в обратном направлении. Геринг каждый раз небрежно подносил руку с сигарой к козырьку фуражки. Этому он уже выучился.
В Мюнхене Михаэль встретил Макса Палленберга, с которым за последние годы виделся каждый день. Так как Палленберг жил в санатории, где проходил всестороннее исследование, Михаэль тоже поселился в этом санатории. После исследования, занявшего несколько дней, Палленберг сказал с улыбкой, на которую способен лишь творческий ум: «Все органы у меня здоровы, болен только я сам».
Сиделками в санатории были католические монахини. Через несколько дней Михаэль заметил, что старшая сестра — полногрудая особа, лицо которой пламенело из-под белого крахмального чепца как красная роза, — влюбилась в него. Нашла она и способ выразить свою любовь. Она стала по-матерински заботиться о нем. Михаэль был тронут.
Однажды, проверив его белье, заштопав две пары носков и вымыв щетку и гребешок, она с материнской строгостью сказала ему, что он должен купить себе новые домашние туфли, потому что старые совсем износились. Михаэль тут же отправился в город. Заодно он решил купить дорожный несессер.
На Макс-Иозефплаце он встретил сотрудника «Рагебух»- Йозефа Борнштейна, перу которого, по мнению Михаэля, принадлежали лучшие статьи из всех когда-либо написанных на немецком языке. Оказалось, как ни странно, что и Борнштейн хочет купить дорожный несессер. А может быть, это было вовсе не так уж странно? Может быть, немецкие антифашисты сердцем уже почувствовали то, чего еще не понимали умом: что впереди у них долгий, долгий путь по всем странам нашей планеты.