Выбрать главу

Телефон на его столе звонил редко — Михаэль мало кого знал и старался по возможности избегать знакомств. В этом уносящем время климате весь его день должен был принадлежать работе. Только раз в неделю он посещал семью эмигрантов-евреев, с которой познакомился в Швейцарии.

Когда он однажды отправился к этим милым людям, чтобы выразить им соболезнование — скончался семидесятишестилетний отец жены, — вместе с ним в лифт вошел господин в черном, с лакированным чемоданчиком, на котором вместо наклеек разных отелей красовались серебряные птички. Черный господин с черным чемоданчиком походил на волшебника и был главным гримировщиком трупов при голливудском погребальном бюро, описанном Эвелином Во в его романе «Возлюбленный».

Хозяйка открыла дверь. Гримировщик попросил у нее разрешения на некоторое время остаться наедине с усопшим. Через час он пригласил ее и Михаэля в комнату, где лежало тело. Как художник показывает заказчику еще непросохший портрет, так и он с горделивой скромностью указал на постель.

Гример заполнил все морщины и складки лица каким-то подобием эластичной замазки. Густо нарумянил мертвенно-серое лицо, разгладил губы и сложил их в умиротворенную улыбку.

Мертвец, лежавший на постели, перестал быть мертвецом, он просто спал, видел сон и умиротворенно улыбался. Трудно было представить себе более ужасное зрелище. Женщина побелела как полотно и в ужасе бросилась вон из комнаты.

Проживающая по соседству американка, мать которой неделю тому назад умерла от рака желудка и была погребена с таким же улыбающимся лицом, тихо вошла в комнату и радостно шепнула:

— Какое счастье, что нам даже не приходится расставаться с нашими близкими.

Михаэль подумал: «Как нищи духом, как беспредельно трусливы люди, если они готовы скрывать от самих себя румянами и замазкой смерть своих близких».

На другой день состоялось погребение. Кладбище оказалось огромным увеселительным парком, парк был богато украшен копиями с греческих монументов, великолепными статуями из мрамора и бронзы, прудами и фонтанами. Супруги и Михаэль доехали в авто до самой могилы.

Неподалеку хоронили урну с прахом семнадцатилетней девочки. Вокруг могилы стояло семеро родственников и двенадцать позолоченных клеток с двадцатью четырьмя канарейками. Родственники с умилением прислушивались к птичьему щебету — судя по всему, они были глубоко убеждены, что и умершая в урне умиленно слушает солнечный птичий щебет. И вообще настроение у всех было совсем неплохое.

Михаэль живо представил себе похороны в Европе на деревенском кладбище — девочка умерла, она действительно мертва, и всхлипывающая крестьянка всей силой своего сердца скорбела о смерти дочери.

После нападения Японии на американскую военно-морскую базу Пирл Харбор 7 декабря 1941 года и вступления в войну Америки, в отеле, где жил Михаэль, ввели затемнение. По вечерам все собирались в большом зале и при скудном пламени свечей шепотом разговаривали о японских бомбардировщиках, хотя все отлично понимали, что ни один японский самолет не в состоянии преодолеть восемь тысяч километров и сбросить бомбы на Голливуд. Через несколько дней сидение при свечах перестало быть сенсацией. Снова зажгли полный свет.

Обитатели Голливуда словно из театральной ложи наблюдали за кровавыми победами и поражениями на европейских полях сражений. В обычной жизни ничего не изменилось. В магазинах, как и прежде, можно было купить решительно все.

Михаэль тяжело переживал те годы, когда русские, да и не одни только русские, напрасно дожидались открытия второго фронта. Американский народ тоже не понимал, почему оно откладывается с года на год. Когда союзники разгромили в Сицилии три с половиной немецких дивизии, тогда как русские в это время по-прежнему продолжали сражаться против двухсот вражеских дивизий, Михаэль задал самому себе вопрос, уж не перешли ли союзники еще до окончания войны к послевоенной политике.

Время, не заполненное подлинной жизнью — ее и не было в этом киногороде, — неслось как бесцветная, неуловимая птица. Целый месяц проходил быстрее, чем обычно проходит наполненный жизнью день. Годы прошли, а у Михаэля было такое чувству, будто он всего несколько недель живет в Голливуде.