Ни единый звук не проникал на полянку. Даже свет был здесь особенный, словно он лился прямо из седой старины. Все вокруг замерло, растворившись в вечности. Только облака плыли по небу.
Но вдруг откуда-то сбоку влетела опьяневшая от красок бабочка и закружилась над полянкой, спавшей мертвым сном.
Она не пожелала сесть на зловещие фиолетовые цветы. Сложив крылышки, бабочка опустилась на круглое плечо Матильды. На другом плече покоилась щека Матильды. Взлетая и снова опускаясь, бабочка добралась до груди девушки, а оттуда перелетела на самую высокую точку — на поднятое девичье колено, чтобы обозреть все это диво дивное — крепко спящую заколдованную красавицу.
А потом бабочка упорхнула, как бы убоявшись, что и она погрузится в сон на целых сто лет.
Зилаф, пылая от нетерпения, прорвался через стену роз на полянку. Сквозь сон Матильда услышала его ласковый голос: «Скоро ты будешь моей женой». А потом он разбудил ее поцелуем.
Мох и цветы, ожив, засверкали на солнце. Пчелы загудели, верхушки елей начали перешептываться, птицы, ликуя, запели. Все живое пробудилось от сна. Опираясь на кончики пальцев, Матильда приподнялась и, сияя, поглядела вокруг.
Потом она снова легла на спину, заложив руки на затылке. Теперь она глядела на небо, представляя себе свою будущую жизнь с Зилафом.
В розовых облачках Матильда различила убогую каморку, и себя самое в белом больничном халате. Она склонилась над больным ребенком, у изголовья которого стоял ангел смерти. Мать ребенка горько плакала, у нее не было денег на врача и на лекарства. Но вот в комнату вошел Зилаф и принес лекарства, хлеб и кувшин молока. Сурово улыбнувшись, ангел смерти исчез.
«Я его жена и буду помогать ему», — грудь девушки высоко вздымалась. Матильда вскочила.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Только треть длинного стола из темного мореного дуба была накрыта к обеду. Тарелки стояли треугольником. У вершины треугольника, во главе стола, сидела мать Зилафа.
Перевернув тарелки и приблизив их к свету, мать и сын внимательно разглядывали фарфор; они уверяли, что новые тарелки гораздо белее. Дело в том, что Матильда разбила две тарелки из столового сервиза на двенадцать персон и купила вместо них другие, такие же.
— Какая жалость, — вздохнул Зилаф, протягивая свою тарелку Матильде, в чьи обязанности входило разливать суп за обедом.
Мать также подвинула тарелку Матильде, не преминув заметить:
— Сервиз уже не тот. Что ни говори, а он загублен.
Матильда схватила обеими руками все три тарелки, стоявшие горкой одна на другой, подняла их и с такой силой опустила на стол, что они разбились вдребезги. Зарыдав, она выбежала из комнаты. До этого Матильда вот уже несколько недель за каждой трапезой молча выслушивала попреки.
Мать в испуге отпрянула, а Зилаф, раз и навсегда расставивший своих близких по полочкам, как расставляют безделушки, оторопел: можно было подумать, что все его жизненные устои сметены с лица земли каким-то стихийным бедствием, наподобие землетрясения.
Матильда побежала в спальню, бросилась ничком на супружеское ложе и, уткнувшись в одеяло, горько заплакала. В их первую брачную ночь Зилаф быстро подсунул кусочек картона под ножки своей кровати, так что теперь кровати стояли на одном уровне.
— Разбитые тарелки надо заменить, а это опять лишние расходы, — сказала мать Зилафа, всю жизнь работавшая как вол ради сына; даже сейчас, на старости лет, она была не в силах привыкнуть к обеспеченному существованию.
Из мрачной дубовой громады буфета мать достала другие тарелки.
— Семь франков за те разбитые тарелки я вычел из денег, что даю Матильде на хозяйство, — сказал Зилаф, проглотив ложку супа. — За эти три тарелки я тоже вычту у нее.
— Как ни крути, деньги все равно твои. Она ничего не принесла в дом.
— За это мы ее не должны упрекать, мама. Я женился на Матильде, потому что не хотел никакой другой жены. Я ведь знал, что она бесприданница.
— Раз так, ей следовало бы, по-моему, вести себя поскромнее.
Зилаф отодвинул пустую тарелку.
— Матильда молода. Ей еще многому надо поучиться. Я с ней поговорю.
Зилаф обошел свою пятикомнатную квартиру. Мебель в ней все еще выглядела так, словно она была выставлена в магазине, как два года назад. Единственное, что удалось убрать Матильде, был букет из искусственных трав и маков, присланный в придачу к купленным вещам. Даже на второй год замужества молодая женщина все еще старалась выкроить несколько рапенов на цветы. Но атмосфера мебельного магазина оказалась сильнее, чем Матильда и ее цветы. Теперь Матильда уже не делала попыток вдохнуть жизнь в это жилье. Ежедневные ссоры по мелочам, в которых Зилаф часто предавал ее, считая, что защищает от нападок матери, постепенно парализовали волю молодой женщины.