В эту секунду Матильда вдруг поняла, что мальчуганы — сыновья Астры, и не в силах была сдержать восхищенную улыбку. Перескочив через канаву у обочины дороги, она пыталась палкой разбросать ярко полыхающие сучья. Хорошо еще, что огонь не успел перекинуться на гладкие деревянные стены будки.
— Отец здорово задаст вам, когда узнает, что вы натворили.
— Он нам ничего не сделает, — заявил старший мальчик пренебрежительно. — Ничего! Самое большое — пожалуется маме.
Малыш разжал кулачки.
— Тогда мы убежим в лес и никогда больше не вернемся. Только нас и видели!
— Так и сделаем, — добавил старший.
В гору въехал маленький форд. Астра остановила машину у дымящейся будки и вышла на шоссе. Ее пятилетняя дочка, сидевшая в машине, с любопытством вытянула шейку. Заметив на камне игрушечный красный насос, Астра сразу все поняла.
При виде матери старший мальчуган, размахивая руками, поскакал по дороге с таким сосредоточенным видом, словно его ничто на свете больше не интересовало.
— Скачи, скачи, бессовестный. А ну-ка, поди сюда!
Чтобы не уронить своего достоинства, мальчуган сделал еще один последний прыжок и начал очень медленно приближаться к матери. Ни слова не говоря, Астра растянула его у себя на коленях.
В полном безмолвии мальчик героически выдержал весьма основательную порку, после чего небрежно влез в машину и начал вертеть «дворник». А младший сорванец бочком, как нашкодившая собачонка, двинулся куда-то в сторону; покружив около машины, он в конце концов добрел до Астры.
Матильда, тушившая огонь, вышла из-за будки, держа в руках дымящийся сук.
— Какими судьбами?
Они обнялись. Астра звонко расцеловала подругу.
— Как тебе нравятся мои разбойники?
— Твои сынишки… Боже, какая ты счастливая!
— По виду ты тоже не такая уж несчастная.
— Да, мне живется хорошо. Я собираюсь погостить у тебя недельки две.
— Давно пора!
Фордик покатил через лес.
— Дело кончится тем, что они спалят всю усадьбу.
— Тебе не следовало покупать пожарный насос; надо же им что-нибудь тушить.
— Только не вздумай заступаться за этих разбойников. С меня хватает мужа. Не то я вообще не справлюсь с ними, — говорила Астра с сияющим лицом. — Эй вы там, потише!
Мальчики с обеих сторон теснили сестренку, сидевшую между ними, так что в конце концов столкнули ее с сиденья в пустую корзину из-под масла. Астра только что отвезла в город тридцать килограммов масла.
— Дома я вас обоих запру: одного в погреб, а другого на чердак.
Впереди показался хутор. Слева и справа от дома тянулись длинные коровники и сараи. Но вся передняя часть квадратного двора не была застроена. Переваливаясь на глубоких колеях, фордик медленно продвигался к дому.
Пятилетняя дочка Астры, подняв плечи и крепко сжав губки, держала в обеих руках по спичке — в одной половину, а в другой целую, но так, что видны были только красные спичечные головки. Братья тянули жребий — кому сидеть в погребе, а кому на чердаке в чулане. На чердаке валялось немало полезных вещей, зато в погребе хранились яблоки.
В громадном темно-коричневом некрашеном доме — он был невысоким и потому казался очень длинным — было прорублено двадцать пять крошечных оконец, на которых висели занавески в красную с белым клетку. Огород позади дома, разделенный длинными клумбами, где росли по-осеннему растрепанные гвоздики и астры, незаметно спускался к полям и лугам, по которым быстро бежал ручеек, чье журчанье Матильда слышала еще в детстве.
В просторной кухне под медными сковородами примостился работник, тот самый, что безмолвно просиживал когда-то все вечера в доме у Матильды и произнес однажды фразу, прозвучавшую как признание в любви: «В будущее воскресенье в кабачке на лугу будут танцы. Я бы пошел туда». Теперь он пас на альпийском пастбище сорок две коровы — стадо Мартина; не далее как сегодня ночью он принес на спине тридцать килограммов масла.
Казалось, его лицо со строго сжатыми губами боги гор высекли себе во славу из одной глыбы. Зачесанные назад волосы работника были черные, глаза темно-синие. В профиль линии его лба и носа образовывали тупой угол, как у диких кошек. Он был точной копией жнеца, изображенного на швейцарской пятифранковой монете. Не он ли послужил моделью художнику, создавшему классический образ швейцарца?
Вскоре после того, как работник объяснился Матильде в любви, девушка в первый раз в жизни покинула родную долину и познакомилась в доме Паули с Зилафом. Когда Матильда вышла замуж, работник нанялся стеречь скот на уединенном альпийском пастбище, высоко в горах. Время было не властно над его чувствами: сейчас перед ним стояла та самая девушка, облик которой навсегда запечатлелся в его памяти. Она была в ситцевом платье в цветочках, и это платье с узким лифом и широкой юбкой шло ей так же, как раньше.