Она заснула, и ей приснился самый страшный сон в ее жизни. Ей приснилось, будто мать горько плачет. Матильда идет с ней в кухню и кладет руки на колоду для колки дров. Мать отрубает ей руки топором и отсылает Матильду обратно к Зилафу, тот небрежно перевязывает обрубленные руки марлей. Но кровь сочится сквозь марлю. «Жена должна повиноваться мужу. Убирайся прочь!» Но тут Матильда снимает повязку и показывает Зилафу руки — они снова выросли. «Я уже не девочка-безручка, и я приняла решение». — «Что это значит? Какое решение?» — «Я приняла решение», — повторяет Матильда очень спокойно и просыпается.
Несколько секунд Матильда не могла понять, почему на душе у нее так легко. Она села на кровати. Вспомнила вчерашнего незнакомца, и волна счастья снова затопила ее. Ей не хотелось засыпать, не хотелось расставаться с этим ощущением счастья. И все же Матильда заснула. Но сон ее был неглубок, и она часто открывала глаза, чтобы убедиться в том, что все случившееся с ней не сон.
Всю ночь Матильда боролась с дремотой, то открывая, то закрывая глаза, она боялась упустить свое счастье, — только под утро она крепко заснула без всяких сновидений.
В его телеграмме было всего три слова: «Письмо отправлено. Уэстон». Телеграмма пришла через сорок часов после визита незнакомца.
Булочник Фриц, исполнявший в деревне еще и обязанности почтальона, принес ее вместе с буханкой хлеба.
— Телеграмма прислана издалека, — сказал он.
Матильда сунула телеграмму в вырез платья. Это было самое надежное местечко, а самое главное, при каждом глубоком вздохе бумага касалась ее тела, и Матильда слышала, как она шелестит.
Однако в деревушке, где было всего-то семь дворов, тайна переписки не могла быть соблюдена, в особенности если дело касалось такой диковинки, как телеграмма с острова Явы. Значительно менее важные события вызывали здесь оживленные толки. Так, например, в деревне немало судачили о новом шезлонге для террасы, купленном в прошлом году матерью. Одна из соседок, спрятавшись за занавеску, долго разглядывала шезлонг, а потом бросила через плечо мужу: «Она купила его, чтобы нам досадить».
— Скажи на милость, Матильда, кто это шлет тебе телеграммы с острова Явы? Вся деревня ломает себе голову.
— Это знакомый матери Паули. Она пригласила его как-то к чаю.
Нет, Матильда не выдаст себя. Она глубоко вздохнула, телеграмма была на месте, она ее ощущала, слышала.
— Забавно, что он шлет тебе телеграммы с Явы.
— Да, мама, ты права. — От счастья Матильда не могла сдержать улыбки; улыбка расцвела неожиданно, как цветок.
— А кто был тот человек, который приходил к тебе позавчера? Я узнала о нем только сейчас.
«То был сам Господь Бог», — подумала Матильда, но вслух она спросила:
— Значит, о нем ты тоже знаешь?
— О нем знает вся деревня. Что он от тебя хочет?
— Ничего особенного! Просто он передал мне привет с острова Явы и спросил, как я живу.
— Ты хочешь сказать, что он ради этого приехал из такой дали в нашу деревню? По-моему, все это сказка.
— Да, сказка, вот именно сказка, ты права, мама.
— Темная история! — сказала мать и, глубоко задумавшись, пошла на кухню.
Булочник Фриц, разумеется, не знает, сколько времени идет письмо с острова Явы. Но, быть может, это знает «отец», ее добрый старый учитель. Матильда пошла по дороге вдоль ручья; ручей стремительно бежал ей навстречу. Сколько же ей ждать? Три недели? Четыре?.. Стоит только посмотреть на воды ручья, чтобы понять — горы отсюда недалеко. А может, целых пять недель?
У камня, где ее когда-то настиг буран, Матильда остановилась, В ту пору ей было четырнадцать. Она села на камень. Роза умерла. Умерла уже очень давно! Теперь она мирно спит, ее Роза. Астре судьба послала прелестных детей и преданного мужа. Ну, а сейчас и к Матильде пришло счастье.
— Да смилостивится надо мной судьба.
Матильда хочет быть достойной своего счастья, она хочет стать храброй.
Большая карта, прибитая когда-то над кроватью Розы, висела теперь в кабинете учителя. Учитель расположился за письменным столом, он исправлял работы своих учеников. Париж, Лондон и Шанхай — города, которые Роза хотела посетить, став графиней, — до сих пор еще отчеркнуты красным карандашом.
— Вы хорошо выглядите, папа!
— Да, меня смерть не берет. Жену мою Бог взял. Она не смогла этого пережить… Но какой ты молодец, что вспомнила о своем старом отце.