— Мне жаль от всей души.
— Не о том речь. Ты, значит, теперь в курсе дела. Поэтому я хочу тебе сказать, что решил уйти от вас.
Астра вцепилась в спинку стула, за которым она стояла.
— Неужели ты нас бросишь? Этого ты не должен делать. Ты — наш, душой и телом, ты так давно здесь живешь, так сжился со всем.
— Иозеф с хутора Ленцгоф скоро будет без места, потому что его хозяин хочет продать скотину. Он стал стар, и наследников у него нет. Наймите Йозефа старшим работником. При нем хозяйство пойдет по-прежнему.
— Боже милостивый, и куда только ты собрался, ведь ты так привязан к этим местам. Здесь твой дом, и здесь ты поборешь свое чувство.
— Не обижайся, хозяйка. Но это мое дело.
Во взгляде, который он бросил на Астру, таилось столько ярости и решимости, что Астра потеряла всякую надежду переубедить его.
Они помолчали. Наконец Астра подошла к полированному секретеру и вынула чековую книжку. В продолжение семи лет работник оставлял большую часть своего заработка у хозяев. Перелистав его расчетную книжку, Астра выписала чек и пододвинула его работнику.
— Ты предъявишь чек, и банк заплатит тебе деньги сполна.
Работник сложил чек и встал.
— Будь здорова, хозяйка. То время, что я у вас прожил, было хорошим временем.
— Для тебя у нас в усадьбе всегда найдется местечко. Когда бы ты ни приехал. Здесь тебе все будут рады, сам знаешь.
Зубы работника обнажились. Но это не было улыбкой.
— Будь здорова, хозяйка.
Не прошло и минуты, как он уже обогнул дом и, держа в руке свой серый сундучок, вышел в поле на дорогу, ведущую к станции.
Письмо от Уэстона прибыло на день раньше, чем ожидала Матильда. Она унесла его к себе в комнату.
В передней раздались шаги матери, Матильда спрятала конверт за спину и прислушалась. Но она ничего не слышала, кроме лихорадочного биения своего сердца. Тайком выбралась она из дома и побежала по узкой тропинке к опушке леса.
Там Матильда бросилась на землю и уткнула лицо в прохладный мох.
«Да смилостивится надо мной судьба!»
«Матильда!
Почему Вы не ответили на мое письмо? Все эти годы я без конца спрашивал себя об этом. Я тогда же снова отправился в Швейцарию в надежде встретить Вас. Но я увидел Вас только издали. Вы проехали мимо меня на машине. Рядом с Вами сидел господин Зилаф. Мне сказали, что он тяжело болен. И я опять уехал. Мысленно я много раз писал Вам, говоря себе: в тот день первого августа, на празднике, она была со мной, мы были вместе. В ту минуту на празднике она была со мной. Я это знаю наверное. Но почему она мне не ответила? Все эти долгие убийственные годы я то приходил в отчаяние, то начинал надеяться, то вспоминал, что ты мне так и не написала, то думал, что однажды ты все же принадлежала мне.
Только что я получил телеграмму от своего друга. Все вокруг посветлело. Но я еще не смею верить. Напиши мне! Напиши! И немедленно дай радиотелеграмму. Через двенадцать дней идет самолет, и тогда я смогу вылететь к тебе, а еще через пять дней мы будем вместе».
Матильда начала считать. И сердце ее тоже считало. Значит, всего семнадцать дней. Пять дней шло письмо. Эти пять дней уже не в счет. Осталось двенадцать. Через двенадцать дней Уэстон будет здесь.
Потом Матильда опять принялась за письмо. Солнце уже подобралось к зениту, а Матильда все читала. Она уже давно выучила письмо наизусть. Каждое слово, которое она медленно повторяла вслух, врезывалось ей в память. А потом она начинала читать сызнова.
Ни разу в жизни Матильда не пробегала так быстро по узкой тропке к дому. Мигом пролетела она через сад, крадучись пробралась в свою комнату, схватила сумочку и через несколько секунд уже шла к станции по дороге, петлявшей среди холмов. Она решила отправиться в курортный городок в сорока минутах езды от их деревни. Там почта не проходит через руки булочника. И там никто не знает, кто она такая. Матильда для них — просто приезжая, отправляющая телеграмму.
Начальник станции дружески кивнул ей.
— Добрый день, Матильда!
Он тоже получил письмо.
— Мария пишет, что она возвращается.
Но тут пришел поезд, и Матильда побежала к вагону. Письмо Уэстона она положила к себе на колени, прикрыв его рукой. Поезд шел. Какие красивые ели! Милые ели! Какие прекрасные луга! Воробьи расселись на телеграфных проводах, как в ложах. Матильда снова перечитывала его письмо.
На открытом перроне курортного городка стоял работник и ждал поезда дальнего следования. В субботу после обеда банк оказался закрытым. Два дня работник безвыходно просидел на постоялом дворе. Теперь он неподвижно, как каменное изваяние, стоял на перроне, устремив взгляд вдаль. Рядом с ним стоял его серый сундучок. Работник ни разу не повернул головы.