«Бедняга», — подумала Матильда, стараясь скрыть улыбку.
Обедали Уэстон и Матильда под громадным красным зонтиком, на залитой солнцем террасе над озером. В неподвижной глади озера отражались горы, и тишина казалась поэтому еще более глубокой. Матильда не разрешила кельнеру раскладывать еду по тарелкам. Она хотела сама угощать Уэстона.
Уэстон послушно протягивал Матильде тарелку и благодарил ее; он вел себя, как благовоспитанный мальчик, довольный тем, что о нем заботятся. Тайком они обменивались беглыми взглядами. Кельнер был поблизости.
Кофе они пили поодаль в саду. Матильда полулежала в шезлонге.
— А теперь рассказывай!
Уэстон поместился у ее ног на низенькой скамеечке, обитой красным плюшем.
— Ты чем-то похожа на мою мать. Очень похожа! И не только характером. Я покажу тебе фотографии мамы в молодости. — Глядя ей прямо в глаза, Уэстон добавил: — Моя мама была прелестная женщина. Я ее боготворил.
Матильде пришлось отдать Уэстону свою чашку, так дрожала ее рука.
— Расскажи мне о ней.
— Ты уже знаешь, что я видел ее во сне, и она велела мне написать тебе письмо, — Уэстон улыбнулся. — Мама всегда понимала, что нужно для моего счастья. Когда я был еще маленький, она поместила меня в интернат в Швейцарии, она считала, что я слишком привязан к ней. Неправильно поступила. В интернате я стал вратарем футбольной команды и научился более трезво смотреть на жизнь.
Задумавшись, Уэстон склонил голову немного набок, как святой на древней иконе. Потом он опять заговорил:
— Мать выдали замуж в восемнадцать лет, совсем девочкой. Она родила ребенка, но так и не изведала любви. Своего избранника она встретила позже. До конца жизни она хранила ему верность. Но и отцу моему она была верна. Только после смерти матери я узнал из старых писем трагическую историю ее любви. Она умерла от верности. Ей еще не было сорока.
Матильда не в силах была шевельнуться, ее потрясла эта чужая, такая трудная и так рано оборвавшаяся жизнь.
— Отец был человек уравновешенный. Я ненавидел его, хотя он относился ко мне очень хорошо. Теперь я понимаю, что ревновал его к матери. Мне было всего двадцать, когда родители умерли и когда я узнал из писем, что всю свою короткую жизнь мать любила не отца, а другого человека. Как ни странно, я испытал чувство глубокого удовлетворения.
В сердце Матильды, словно далекая зарница, шевельнулась ревность и тут же погасла.
Уэстон снова вернулся к Матильде, его взор был опять обращен к ней. Волнение заставило Уэстона прильнуть губами к ее руке, лежавшей на ручке шезлонга.
— Зато теперь я у цели, — сказал он и шутливо добавил: — Теперь мне уже не надо быть вратарем.
— Ну, а дальше, что было после двадцати и до сегодняшнего дня? — Сердце Матильды забилось сильнее.
— Ровным счетом ничего! Я стоял на перепутье и ждал, пока появишься ты.
— Вероятно, каждый человек кого-нибудь ждет, — сказала Матильда.
— Конечно. Каждый человек пережил личную драму. Правда, у многих людей ее заслонили внешние события. Редко кому посчастливилось встретить настоящую любовь, испытать большое чувство. Поэтому так мало людей хранят верность. А те, кто все же остаются верными, гибнут, как погибла моя мать.
«И как чуть было не погибла я», — подумала Матильда.
— Ну, а что, если бы ты тогда, не мудрствуя лукаво, увез меня из пасторского дома?
— Тебе было семнадцать. И все же я чуть было тебя не увез. Меня останавливал отнюдь не господин Зилаф. Мысль о судьбе моей матери — вот что удерживало меня от решительных поступков; я не хотел выбирать за человека, который по молодости лет не мог выбрать сам… Я ведь еще не знал, что ты предназначена мне судьбой.
«С самого рождения я была его женой», — вновь подумала Матильда,
Два лимонно-желтых мотылька, гонявшиеся друг за другом, спокойно опустились на шезлонг, — так неподвижно сидели Матильда и Уэстон. Обменявшись взглядом, они снова подумали, что наконец-то оказались у цели.
Они поехали к матери Матильды. У поворота, где Матильда ждала его накануне, они вышли из машины и медленно направились к деревне. Когда показались первые дома, Матильда остановилась. Уэстон прошел немного вперед.
Теперь они стояли на некотором расстоянии друг от друга. Матильда заговорила:
— Мои родичи живут свыше ста лет вон в том белом доме, а в этой деревне целых шестьсот лет.
Мать родилась в крестьянской семье, и я для нее самое дорогое в жизни. Поэтому она будет изучать тебя с пристрастием.
— Прекрасно!