В широко распахнутое окно заглядывал лес; звери уже спали, и ни одна веточка не шелохнулась. В комнате царила тишина; свет свечей незаметно сливался со светом луны; и только время не прекращало своего бега; Матильда и Уэстон бодрствовали, как бы озаренные светом до самых сокровенных тайников их душ. Взглядом каждый из них рассказывал повесть своей жизни и читал ее в глазах другого.
Соединенные могучим инстинктом, который вот уже миллиарды лет толкает друг к другу все живое во имя продолжения жизни на земле, Матильда и Уэстон тщетно хотели раствориться друг в друге. И им пришлось познать трагическую истину: природа, создавшая людей, навеки разделила мужчину и женщину.
Рыдая, Матильда вернулась к действительности, их было двое — он и она. Сами того не сознавая, они вдруг поняли, что каждый, кто любит, становится жертвой этой извечной трагедии, из которой нет исхода. Но как бы то ни было, Уэстон лежал рядом с ней, она чувствовала его руку, глядела в его глаза, и он заключил ее в свое сердце. А большего людям не дано.
Они заснули, прижавшись щекой к щеке. А наутро, когда Уэстон и Матильда пробудились, их плечи и руки были совсем холодные от бодрящего лесного воздуха. Только щеки, прильнувшие друг к другу, оказались влажными.
— Мы всю ночь не шелохнулись! Мы спали как убитые. — Матильда провела пальцем по щеке мужа. — И твоя щека горячая. Мы проснулись в той же позе, в какой заснули. Это просто чудо.
Солнце еще не взошло. Но оно вот-вот должно было подняться где-то далеко-далеко за океаном.
И здесь в лесу ночь медленно уступала место заре — предвестнице солнца.
Первый заверещал дрозд, но так тихо и невнятно, словно он боролся со сном; никто не ответил ему, и глашатай наступающего дня снова погрузился в дрему. Однако свет становился все ярче и ярче, он проникал сквозь миллионы веточек в лес, заря прикасалась своими перстами к его пернатым обитателям, возвещая, что день наступил, и птиц просыпалось все больше и больше. А когда первые лучи солнца позолотили верхушки елей, ликующая песнь уже звучала на весь лес, долетая до голубого неба. Над озером еще висели клубящиеся, как облака, клочья тумана, но он постепенно рассеивался. Трава была мокрая, раннее утро дышало свежестью.
Матильда как рыбка взметнулась из кровати и сунула ноги в плетеные соломенные сандалии, она их купила в деревенской лавке за шестьдесят рапенов специально для свадебного путешествия. На душе у Матильды было так легко и весело, что она не могла отказать себе в удовольствии пройтись по комнате, шаркая ногами, словно толстуха служанка, которая тащит из коровника два тяжелых, полных до краев ведра с молоком.
— Иди сюда! — закричал восхищенный Уэстон.
Но Матильда толкнула ногой дверь и вынесла ведра из комнаты.
Когда Уэстон и Матильда вышли из дома, первые лучи солнца — они уже были отчетливо видны — скользнули по макушкам деревьев и проникли на прогалину, где каждая взлохмаченная, мокрая от росы травинка радовалась жизни.
— Мне пора за молоком.
Матильда молча следовала за Уэстоном; обогнув хижину, они вошли в дощатую пристройку. Рев неказистой на вид гоночной машины, в сером радиаторе которой был заключен тяжелый авиационный мотор, заглушил слова Матильды. Уэстон снова выключил мотор.
— Что ты сказала?
— Будь осторожен! Особенно, на крутых виражах. Думай обо мне.
— Это опасно.
— Тогда лучше не думай… Сколько времени тебе понадобится, чтобы съездить туда и обратно?
— Если я поеду быстро и сразу же получу молоко, — минут двадцать пять.
— А если поедешь медленно?
— Ну, скажем, — Уэстон сделал долгую паузу, с трудом сохраняя серьезность, — ну, скажем, минут двадцать восемь.
Пока Уэстон выводил машину, Матильда не сдвинулась с места и не подняла головы. Машина медленно ехала по дороге, петлявшей среди елей, а потом сразу скрылась из виду.
Облачившись в синюю блузу с короткими рукавами и белые шорты, Матильда босиком отправилась к озеру и разделась на берегу. Критическим взором разглядывала она свое отражение в прозрачной тихой воде. «Вот какие у меня плечи, грудь и ноги».
А потом она увидела всю себя — свою идеально сложенную фигуру — белое пятно на фоне зеленых елей — мягко очерченную грудь, тонкую талию, по- мальчишески узкие бедра, которые, как это ни удивительно, были бедрами женщины, созревшей для материнства.
Из-за елок, окружавших тихое озеро, вышли две косули и направились привычной тропой к водопою. Одна из косуль подошла к озеру и начала пить прозрачную воду, время от времени вскидывая голову; оглянувшись по сторонам и увидев Матильду, она преспокойно продолжала свое занятие. А потом мирно принялась щипать траву, разыскивая листочки посочней. Матильда стояла неподвижно, как каменное изваяние. Косуля тоже. Прижав один рог к шее, зверь смотрел на Матильду. В его темных глазах появился непонятный блеск.