— Нет. Да и как его добыть? Украсть? Сразу заметят и в план внесут изменения. Снять копию? Каким образом? Ведь майор спрятал план в сейф?
— Конечно, — произнес Инженер, — лучше всего было бы, если бы майор сам открыл сейф и отдал план вашей знакомой.
Он, кажется, иронизировал. Я покосился на него, — на лице его изображалась только печаль. Ему было не до иронии.
— Знаете, — сказал Инженер, — городские подпольщики задумали трудное, но стоящее дело. Раздобыть план подземной сети, это значит предотвратить разрушение города при отступлении. Операция не хуже нашей. Может, нам подумать о том, как им помочь?
Я пожал плечами.
— Если мы останемся здесь, наш долг попытаться выполнить порученную нам операцию. Выполнить или умереть — таков приказ. Кобец и остальные товарищи умерли. Мы живы. Значит…
— Эта операция ничем не хуже нашей, — повторил Инженер с некоторым раздражением. — И зацепка есть: эта ваша девушка с платком, которая работает переводчицей у майора. — Он говорил сердито. — Мы сколачиваем новые кадры с помощью старого слесаря здесь и Василины — в Туманцах. Даже если не наберется одиннадцать человек, обойдемся четырьмя-пятью. Времени у нас, кажется, достаточно. — Он невесело улыбнулся. — Не знаю, какой нужен срок для того, чтобы фронт вернулся от Сталинграда сюда, а нам для создания новой группы достаточно будет двух-трех месяцев. Я уверен, что в самом непродолжительном времени мы установим связь с местным подпольем. Миколайчик, который осуществлял эту связь, погиб, но ваша знакомая жива, значит тот, кто давал поручения Миколайчику, начнет ее разыскивать и найдет. Таким образом мы свяжемся с местным подпольем, а через него установим связь с Большой землей и попросим указаний. Ваша знакомая с платком должна оставаться на месте и делать свое дело: ходить на могилу Багалея. Но план необходимо скопировать немедленно, пока майор не спрятал его в другое место.
— А как же быть с майором? Разве майор даст скопировать?
— Майора можно убить.
— На его место назначат другого, а в план сети внесут изменения…
— Ерунда! — рассердился Инженер. — Проложить сеть это дело затяжное. А когда начнутся морозы, никакие подземные работы вообще не будут возможны. Другой сети они до весны сделать не смогут. Кроме того, чтобы не вызвать подозрений, план можно скопировать и положить опять в сейф.
— А убитый майор?
— Ну, — развел руками Инженер, — почему они непременно должны подумать, что майор убит в связи с этим идиотским планом? Любого гитлеровца могут убить партизаны, а он ведь начальник обороны города. А потом я ведь не предлагаю окончательное решение. Все это еще надо обмозговать, прикинуть, найти самый лучший вариант… Вы, кажется, улыбнулись?
— Нет.
— Нет, вы улыбнулись! — с раздражением сказал Инженер. — А улыбаться нечего! Раз Кобца нет, я принимаю на себя командование. Не понимаю, чего вы улыбаетесь!
— Простите, — сказал я, — это у меня чисто нервное: непроизвольная, глупая улыбка.
Я встал перед Инженером.
— Да! — успокоился Инженер. — Прошу вас слушать и выполнять мои приказания.
— Слушаю, — сказал я.
Теперь мы стояли друг перед другом, чуть не вытянувшись в струнку. Но глупая, нервная улыбка не сходила с моих губ. Он был начальником, а всех подчиненных был — один я.
— Связь со штабом потеряна, — констатировал Инженер. — Таким образом, наша группа будет действовать самостоятельно, по собственному усмотрению, но исходя из порученного нам задания. Понятно?
— Понятно.
— Сейчас перед нами три задачи. Первая: пополнить кадры. Вторая: продолжить подготовку нашей операции на железнодорожном узле. Третья: помочь местным подпольщикам добыть немецкий план уничтожения города.
— Понятно.
Инженер задумчиво огляделся. Кажется, все?
— Да, вот что еще: сегодня же сведите меня с вашей приятельницей. Вы думаете, она может стать полноправным членом нашей группы?
— Да.
— А та, другая, в чуланчике?
— Вероятно. Лучше потом…
— Ладно. Сколько вам нужно времени, чтобы привести сюда вашу приятельницу?
— До часу она на работе у майора.
— Значит, после часу? — Он посмотрел на часы. — Четверть двенадцатого.
— В четверть второго она будет дома. В два мы будем здесь.
— Прекрасно. Я жду вас.
Я застегнул пиджак.
— Можно идти?
— Идите.
Он протянул руку.
Я пожал ему руку, а он заглянул мне в глаза. На его губах блуждала невеселая извиняющаяся улыбка, точно он просил у меня прощения.
— Вы понимаете, — сказал он, — все погибло, надо все начинать сызнова.