Польский аэроплан налетел неожиданно и теперь бросал бомбы в расположение передовых частей. В перерыве между взрывами ветер донес издалека, из-за перелеска, татаканье пулеметов «шоша». Под прикрытием самолета польские части начали внезапное наступление.
Красноармейцы бросились из театра. Снова раздался взрыв, теперь уже совсем рядом. И тогда вдруг крыша над театром раскололась, и сквозь огромную дыру в тучах пыли и щепы засияло чистое солнечное небо. Но тут еще одна бомба угодила за кулисы, и вся сцена потонула в дыму и пыли.
И в этом грохоте, в дыму и топоте Нюсе снова послышался душераздирающий крик толпы: «Кары ляхам, кары!»
Из театра выбегали красноармейцы, быстро залегали за укрытия и открывали из винтовок стрельбу по аэроплану. Командиры громко сзывали своих бойцов. Развернувшись в цепь, подразделения уже бежали к перелеску, навстречу внезапно налетевшим врагам. Лихим карьером, с шашками наголо промчался эскадрон Довгорука. Синий доломан взвился на ветру и исчез в перелеске.
Через полчаса перестрелка утихла. Внезапный налет был отбит. Гоня врага, полк двинулся вперед. Обозы на рысях пролетали станцию, двигаясь вслед за своим полком.
Дощатый барак, который еще так недавно был театральным помещением, теперь являл собой жалкую руину: несколько стропил торчало в разные стороны, длинная железная балка стояла торчком, уцелели лишь два стояка да окно без стекол. И только приставка — хата с мальвами и подсолнухами — осталась невредимой, мальвы и подсолнухи цветистыми пятнами выглядывали из кучи железного лома и вороха щепы.
К счастью, актеры были живы и не ранены. Только помрежа ударило доской по руке и рассекло мякоть ниже локтя. Князьковский сбросил бушлат и, разорвав рубаху на полосы, принялся делать перевязку. Теперь, он был по пояс наг, весь в синих якорях, змеях и голых красавицах, разместившихся у него на груди и на боках. Нюся, как умела, помогала ему.
Когда перевязку закончили, Князьковский утер пот с лица и присел передохнуть. Хмурым взглядом окинул он руины театра, голое поле вокруг, кучку подначальных ему людей. Это были средневековые гайдамаки и конфедераты, Ктитор, Железняк, Гонта. Личная одежда актеров осталась под развалинами театра.
Нюся перехватила угрюмый взгляд Князьковского.
— Ну, товарищ комиссар, — иронически произнесла она, — теперь мы остались и без театра, и без зрителей. Прикажете разойтись по домам? Делать нам все равно здесь нечего.
Богодух-Мирский застегнул свой цветастый жупан, откинул назад буйную шевелюру седых волос, и губы его скривила горькая усмешка:
— Кто здесь откликнется на твое богатство чувств?.. Тут на страдание и слезы не будет отклика… А там…
Князьковский поднял глаза и пронизал старого трагика подозрительным взглядом:
— Где это? Где это «тут», и где это «там»?
— Это… Это… «Лес», — немного растерялся Богодух-Мирский, — пьеса Островского, действие четвертое, сцена…
У Нюси на глазах вдруг заблестели слезы.
И она почти прокричала Князьковскому прямо в лицо:
— Разве вам понять нас, комиссар? Мы — актеры настоящего театра! А это… — Она не договорила и отвернулась.
Богодух-Мирский насупился и прошептал:
— О театр!.. Посмотри на меня. Я нищий, бродяга, а на сцене я принц. Я живу его жизнью, мучаюсь его думами, плачу его слезами над бедной Офелией и люблю ее, как сорок тысяч братьев любить не могут…
Князьковский ничего не ответил. Он поднялся, взял бушлат и напялил его на голое тело. Потом также молча зашагал прочь.
— Куда же вы, товарищ комиссар? — крикнула Нюся. — Вы нас покидаете! Какой же нам будет приказ?
Князьковский снова промолчал. Он надвинул бескозырку на самые брови и заковылял через бурьян. Актеры смотрели ему вслед. Матрос ковылял в направлении железнодорожной линии.
— Хотите узнать расписание поездов? — въедливо крикнула Нюся. — Купить билеты? Боюсь, что билетная касса не работает… Или бросаете нас на произвол судьбы?
Богодух-Мирский тяжело вздохнул:
— Что ему Гекуба? Что он Гекубе, чтоб над нею слезы лить?
Князьковский долго бродил вдоль железнодорожного полотна. Самолет именно сюда сбрасывал свои бомбы, и ему удалось причинить много вреда. То и дело между рельсами зияли воронки, местами были расщеплены шпалы, несколько вагонов разбито.