организационный комитет по устройству Всесоюзных планерных испытаний.
Председателем его, естественно, был назначен К. К. Арцеулов. Журнал «Аэро» №
10 за 1923 год опубликовал фотографию членов комитета: В. Я. Аррисона, К. К.
Арцеулова, Н. Д. Анощенко, Е. Ф. Бурче и И. Н. Виноградова. Подготовка к
первым Всесоюзным опытно-показательным испытаниям безмоторных
летательных аппаратов — потом их чаще называли менее официально, но более
романтично: слетами — обрела конкретный, деловой характер. Стародавняя
мечта Арцеулова близилась к осуществлению. Вот-вот — и планеры залетают!
Но тут встал вопрос — где?! Конечно, не составляло особого труда найти
горушку, с которой можно было бы запустить планер, чтобы он, пролетев
минуту-другую, приземлился у ее подножия. Однако это было бы не то.. Совсем
не то.. В конце концов, не красивого же слова ради назвал свой кружок Арцеулов
«Парящим полетом».
. .Заседания оргкомитета вскоре после его образования были вынужденно
перенесены в место, для планерной организации несколько неожиданное, а
именно в Боткинскую больницу, где лежал председатель комитета, как мы знаем, изрядно побившийся на первом вылете самолета ИЛ-400.
Но и в горизонтальном положении, на больничной койке, свои позиции он
отстаивал весьма решительно. А позиции эти у него к тому времени
сформировались вполне: планерные испытания нужно проводить на давно
высмотренной им горе возле крымского поселка Коктебель! И нигде больше!.
«У нас, в Советском Союзе, — говорил Константин Константинович в
фильме «Дорога в облаках», — нашлось практически идеальное место для
парения на планерах. Гора Узун-Сырт, длиной примерно около семи километров, обращена своим крутым склоном к югу и образует по этому склону очень
мощные восходящие потоки, очень постоянные, очень ровные. .»
494 В этих словах — вся сущность парящего полета. Действительно, в
неподвижном воздухе планер может только снижаться — планировать, от чего и
произошло само название этого летательного аппарата. Но если слой воздуха, в
котором находится планер, не неподвижен, а образует восходящий поток, то есть
сам поднимается вверх, то планер оказывается как бы в некоем воздушном лифте.
«Если бы создавали такую гору искусственно, то, вероятно, сделали точно
такую модель», — продолжил рассказ Арцеулов. Но неожиданно выяснилось, что
этот щедрый подарок природы его получатели поначалу не очень торопились
принимать:
«У нас очень скептически отнеслись к этой выбранной мною горе. Взгляд
был такой, что планер только может с высокой горы спускаться вниз. . И чем
выше гора, тем, значит, длиннее и дольше полет.. Когда я привез планеристов в
Крым, в Коктебель, они были поражены. Там же невысокие холмы, абсолютно
безлесные, а они ожидали высоких гор, с которых можно далеко улететь,. В
Москву полетели доклады об «огромной ошибке», допущенной председателем
оргкомитета в выборе места испытаний. . Но я очень много изучал парящий
полет и поэтому знал, какой рельеф местности нужен для парения».
Здесь Константин Константинович употребил слово «знал». Не предполагал, не догадывался — знал!
Снова, как и перед первым преднамеренным штопором, проявил он свой
редкий дар проникновения в физическую сущность явлений. А отсюда и талант
технического предвидения. . Нет, не наигранной была та уверенность, с которой
он предсказал парящие полеты и настоял на Коктебеле как самом подходящем
месте для их проведения. . Действительно — знал.
Правда, через несколько лет чрезмерная привязка к крымским состязаниям
стала — такова диалектика — препятствием для дальнейшего развития
планеризма. Выяснилось, что парить на планере можно с успехом и во многих
других районах страны, особенно если использовать для старта буксировку за
самолетом. Это сразу резко расширило географию планеризма. Но то было
позднее. А на первом, начальном этапе советского безмоторного летания более
подходящего для этой целя места, чем Узун-Сырт, не было.
495 Впрочем, коллеги-планеристы были не первыми, кому Константин
Константинович демонстрировал природные данные своей Горы (пишу это слово