с большой буквы, потому что оно в течение многих лет оставалось у советских
планеристов именем собственным).
Круг друзей Арцеулова всегда, в течение всей его жизни, не ограничивался
товарищами по профессии — авиаторами. Входили в него и моряки, и инженеры, и люди искусства.
Живя в Крыму, Константин Константинович близко сошелся с
Максимилианом Волошиным — художником, поэтом, искусствоведом и на
редкость интересным собеседником.
Зная артистичность натуры Арцеулова, его приверженность ко всему
своеобразному, нестандартному, легко понять, насколько привлекательно было
для него общение с Волошиным.
. .И вот однажды (вернемся к рассказу Константина Константиновича) «мы с
поэтом Максимилианом Александровичем Волошиным шли из Коктебеля
пешком в Феодосию. И по дороге, рассказав ему о парений, о восходящих
потоках, я предложил подняться на гору Узун-Сырт. Мы немного отклонились от
пути, поднялись на гору. Я предложил Волошину бросить в поток шляпу. Он ее
бросил. И против ожидания она не упала вниз, а, наоборот, поднялась кверху, перелетела через наши головы и упала где-то сзади нас. . Волошин был в
восторге. Он сразу понял, что такое восходящие потоки».
Этот эпизод неоднократно описывался разными авторами, со многими
красочными подробностями, в том числе и с небезукоризненно точными.
Поэтому, наверное, небесполезно привести рассказ об этом самого Арцеулова.
Итак, Волошин «сразу понял, что такое восходящие потоки».
Теперь то же предстояло понять и планеристам.
Эшелон прибыл в Феодосию ночью 27 октября 1923 года. Быстро у подножия
Узун-Сырта был разбит лагерь, если, конечно, позволительно назвать лагерем
четыре палатки.
До начала полетов следовало принять возможные меры, чтобы сделать их
максимально безопасными. Для
496
этого создали технический комитет (техком) под председательством профессора
Владимира Петровича Ветчинкина — одного из учеников и ближайших
сподвижников Н. Е. Жуковского, автора важных исследований по аэродинамике
и динамике полета, организатора «Летучей лаборатории», с которой начались все
натурные летные исследования в нашей стране. Ветчинкин был председателем
техкома на нескольких коктебельских планерных слетах.
Начал техком с тщательной проверки конструкторских расчетов и
освидетельствования всех девяти прибывших планеров — даже с
экспериментальной проверкой их прочности путем нагружения крыльев.
С той же целью — по возможности обезопасить испытания, прежде чем
допускать пилотов к более или менее сложным полетам — им устраивали
«экзамен»: пять простых полетов по прямой, выполненных без замечаний.
Первым сдал этот экзамен его инициатор, председатель оргкомитета Арцеулов, а
за ним — красвоенлеты Юнгмейстер, Комарницкий, Денисов. Арцеулов ходил, еще прихрамывая, с палочкой: переломы, полученные в злополучный день
первого вылета ИЛ-400, продолжали давать о себе знать, но не участвовать в
слете, о котором давно мечтал, — это было бы выше его сил!
И не просто участвовать в роли, так сказать, «руководящего лица» (хотя, конечно, пришлось ему немало потрудиться и в этом качестве), а летать!
Тут, однако, возникает интересный вопрос: а удалось ли ему самому полетать
на первом слете или нет? Ответы на этот вопрос в воспоминаниях участников и
сохранившихся документах противоречивы.
В редакционной статье о первых планерных испытаниях, составленной по
материалам спортсекции ОДВФ и опубликованной журналом «Известия спорта», указываются даты сдачи «вступительного» экзамена «на планериста»:
«.. красвоенлеты Арцеулов (8/XI), Юнгмейстер (8/XI), Комарницкий (15/XI) и
Денисов (16/XI). И далее в той же статье прямо говорится: «Летал на своем
планере и Арцеулов, после (после! — М. Г.) чего на его планер А-5 садится
Юнгмейстер...»
Г. Шмелев — к его подробному и эмоционально написанному очерку во
«Всемирной иллюстрации» мы еще обратимся — также пишет: «На этом планере
497
(А-5. — М. Г.) весьма удачно летали сам конструктор и военный летчик
Юнгмейстер», Наконец, среди помещенных в очерке фотографий есть одна с
подписью: «Спуск с горы в Коктебельскую долину. На планере летчик К.