старомодности. Главное, что обращает на себя внимание в письмах Арцеулова, это их содержание.
Конечно, повсюду, куда бы Константин Константинович ни приезжал — в
Армению, Киев, Коктебель, он неизменно оказывался в положении почетного
гостя. Но не «свадебного генерала»! Эта роль была ему органически чужда. На
собственной персоне он сосредоточиваться не любил, напротив, пристально
смотрел вокруг себя. И не только смотрел, но и видел, что далеко не одно и то же.
Видел прежде всего людей.
Раскроем хотя бы письмо, в котором Арцеулов на девяти страницах
рассказывает родным о своей поездке в Армению. Оно полно людей (так и
хочется сказать: действующих лиц). Самых разных. Начиная с давно знакомых
автору письма, как, например, выдающийся пилот, Герой Советского Союза, заслуженный летчик-испытатель СССР Р. И. Капрэлян — и в то время
начинающий испытатель Г. Р. Карапетян. Заместитель начальника Армянского
управления Аэрофлота X. С. Петросян — и упомянутый лишь по имени, но по
достоинству оцененный Арцеуловым за внимательность и гостеприимство,
«приставленный к нам от Союза художников Рудольф». Малоизвестный вне
церковных кругов епископ, настоятель монастыря в пещерном городе
537
Герарте, — и видный религиозный и политический деятель, католикос всех армян
Вазген IV («Мужчина лет шестидесяти с приветливым, умным лицом. .
Извинился, что плохо говорит по-русски. . Показал три картины Айвазовского, проводил нас до дверей. .»).
Особое внимание Арцеулова привлекли и были образно им описаны
колоритные народные персонажи. Такие, как шеф-повар ресторанчика «Севан», спросивший посетителей: «Шашлык делать, как вы любите или как я люблю?»
(Излишне говорить, что посетители предпочли положиться на вкус мэтра). Или
другой персонаж: «Среди пиршества появился худой, заросший черной бородой
человек с проницательным взглядом. По просьбе знавших его он достал из-за
пазухи тростниковую дудочку и стал играть. Ничего подобного в жизни я не
слыхал, и представить себе трудно, какого артистизма можно достигнуть, владея
таким примитивным инструментом. Порой дудка у него пела почти человеческим
голосом. Древние армянские мотивы так подействовали на слушателей, что на
глазах у многих появились слезы. .» Незаурядность, талант, в какой бы области
они не проявлялись, неизменно привлекают внимание Арцеулова. У машины, пишет он, «нас ожидало еще одно чудо. Водитель, такого же типа, как и
дудочник, подошел к своей машине и, стоя на расстоянии, скомандовал:
«Заводись!»—и мотор заработал. «Поехали, милая» — машина двинулась, он
вскочил на ходу.. » Виртуоза-дудочника и фокусника-водителя Арцеулов
воспринял прежде всего как людей одаренных. А на таких у него был особый
вкус.Чрезвычайно рельефны, зримы описания всего увиденного Арцеуловым и
остановившего на себе его внимание (тут литератор и художник в нем слились
воедино) : скульптур, высеченных в стенах храмов, палат резиденции католикоса
Эчмиадзина и, разумеется, Арарата: «Условия освещения были подходящие.
Дымка застилала подножие горы, и только снежная громада выделялась на фоне
неба».
Едва ли не каждое письмо Константина Константиновича содержит точные
наблюдения, глубокие мысли, красочные образы.
Обращает на себя внимание доброжелательность большинства его
характеристик: «Нам очень понравился этот молодой человек. Приветливый, серьезный, разносторонне эрудированный.. » — это о Ролане Олеговиче
538
Антонове, сыне авиаконструктора О. А. Антонова. «Очень хорошо выступила
Марина Попович. . Она ведь поэтесса, остроумная и задорная». Посетившие
Арцеулова в гостинице киевские моделисты — «чудесные парни, энтузиасты
своего дела — искусства». С особенно большой теплотой пишет Арцеулов о
своих коллегах — летчиках и планеристах: Герое Советского Союза А. Н.
Грацианском, планеристе-чемпионе, певце и прекрасном рассказчике В. В.
Гончаренко и многих других. Создается впечатление, будто ему на каждом шагу
попадались одни лишь интересные и симпатичные люди. Что, впрочем, не так уж
и удивительно: в отличие от электростатики, по законам которой взаимно