Пулеметы молчали. Антипов попробовал перезарядку: один раз, другой, третий
— не помогло. Сейчас немцы заметят, что он фактически безоружен, и тогда. .
тогда будет нехорошо.
Оставалось одно: любыми средствами выходить из боя.
Выбрав удобный момент, Антипов с полным газом, с полупереворота
устремился к земле и, оторвавшись таким образом от «мессершмиттов» метров на
восемьсот, пустился домой.
Если бы дело происходило где-нибудь повыше, МиГ-3 свободно ушел бы от
любого немецкого истребителя, но у самой земли это не получалось. А
противник, как на грех, попался упорный — три «мессершмитта» остались
патрулировать в районе боя, но
80
остальные два смело пошли вслед за МиГ-третьим в глубь нашей территории.
Тогда немцы этого особенно не опасались: они считали, — к сожалению, не без
оснований, — что во всех случаях эта территория не сегодня, так завтра будет
занята ими.
Антипов тянул к своему аэродрому — за добрых шестьдесят — семьдесят
километров от места, где начался бой. «Мессершмитты», дымя работающими на
полном газе моторами, медленно сокращали дистанцию.
Вот наконец и аэродром. Сейчас оттуда поднимутся наши истребители, и
зарвавшимся немцам достанется. . Но не тут-то было! Никто не поднялся, и
никому не досталось. Дома не ждали возвращения Антипова со столь необычным
эскортом. Ни одна машина не взлетела на помощь ему. Пришлось обходиться
своими силами. Легко сказать — своими силами! Единственное, чего удалось
добиться, так сказать, для наращивания означенных сил, был один пулемет: упорно повторяя по дороге к аэродрому попытки наладить бортовое оружие, Антипов хоть на одну треть, но оживил его.
Трудно представить себе более тяжелые условия» двукратное превосходство
противника в количестве самолетов и, наверное, десятикратное в огневой мощи, крайне неблагоприятная для «мига» высота, невыгодное исходное положение —
вражеские истребители за хвостом. . Все плохо! Но выхода нет — надо давать
бой.Антипов, неожиданно для противника, ввел свою машину в энергичный, предельно крутой разворот (нет, что ни говори, маневр у «мига» есть!), успел
выйти «мессершмиттам» в лоб и, прицелившись в ведущего, нажал гашетку.
Сухо щелкнула короткая — патрона на четыре — очередь, и. . пулемет снова
замолк. Четыре выстрела! Какой толк от них, когда счет огня в воздушном бою
идет на сотни и тысячи пуль и снарядов в минуту! Но, оказывается, толк был.
«Мессершмитт» горкой с разворотом отвернул на запад и пустился восвояси, оставляя за собой тонкую серовато-белую струйку, тут же испарявшуюся в
воздухе. Второй истребитель, как оно и положено дисциплинированному
ведомому, последовал за ним. Через несколько километров первый
81
«мессершмитт» перешел на снижение и, не выпуская шасси, приземлился на
фюзеляж в лесную просеку.
Немецкий летчик (которого, кстати, взяли в плен только через два дня у
самой линии фронта — он двинулся пешком на запад и едва не ушел), когда дело
дошло до его допроса, сказал: — Мне просто не повезло.
Ему действительно не повезло или, если угодно, крупно повезло Антипову: единственная (одна-единственная!) пуля попала точно в масляный радиатор
«мессершмитта». Масло, конечно, сразу же выбило — это оно светлой струйкой
тянулось за подбитой машиной, — и мотор заклинило.
Опять то же слово — повезло. Нет! Не только повезло! Чтобы попасть одной
короткой очередью за несколько сот метров в жизненно уязвимую часть
вражеского самолета, кроме везения, нужно очень здорово стрелять. Плохому
стрелку так повезти не может. Везет умелому.
Этот случай, как и многие, ему подобные, натолкнул нас еще на одну истину.
Оказалось, что, при всем первостепенном значении летно-технических и летно-тактических данных самолета, воюет не он, не самолет. Воюет человек на
самолете.
А среди свойств самолета, кроме таких, по существу ему присущих, как
скорость, высотность, маневренность, неожиданно видное место заняла, так
сказать, приспособленность аппарата к использованию его человеком: начиная от
устойчивости и обзора я кончая расположением приборов в кабине. Через много
лет возникнет специальная отрасль науки — инженерная психология, — одной из