объяснил мне, что сегодня, а если точнее, то через два часа, состоится совещание, на котором среди прочих вопросов подготовки к космическому полету человека
будет рассматриваться и такой: что делать с изготовленным моделирующим
стендом-тренажером — демонтировать его, перевозить в постоянное место
подготовки космонавтов, там собирать и отлаживать вновь или же не трогать, оставить там, где он сделан, и тренировку космонавтов тут же и проводить.
95
Словом, речь шла о решении в очередной раз старой как мир проблемы: идти
ли горе к Магомету или Магомету к горе.
Легко понять, что обитатели «горы» (корпуса, в котором был смонтирован
тренажер) - сиречь группа специалистов, создавших эту машину, - не очень-то
хотели выпускать свое творение из рук, не испытав его самолично в работе. По-человечески их чувства было легко понять.
Да и, независимо от чувств, самый что ни на есть хладный рассудок
подсказывал то же самое: дело совсем новое, моделирующий стенд-тренажер
сложный, опыта его эксплуатации нет - кто, кроме его создателей, справится с
неполадками, без которых на первых порах, конечно, не обойтись. Да и по срокам
— а сроки уже подпирали: в этом отношении новорожденная космонавтика
оказалась на одно лицо с авиацией, — по срокам не получалось разбирать объект, перевозить, снова собирать, опять отлаживать. .
Читатель, наверное, уже видит, что все доводы убедительно и дружно
работали в одну и ту же сторону. Единственное, что я мог бы добавить к
стройной системе означенных доводов, - это то, что всякий раз, когда возникают
какие-то ведомственные (а иногда и не только ведомственные) разногласия, каждой стороне в голову почему-то приходят преимущественно доводы, подкрепляющие именно ее позицию. Наш начальник, в отличие от меня имевший
немалый опыт межведомственных дискуссий, эту закономерность, видимо, хорошо знал, потому что закончил он разговор фразой, оставляющей мне
некоторую свободу действий:
— А в общем, смотри там по месту...
Но смотреть по месту ни мне, ни поехавшему со мной «для подкрепления»
инженеру - одному из создателей тренажера - практически не пришлось.
Вопрос о порядке и месте проведения тренировки будущих космонавтов был
решен на совещании быстро и без особых прений. «Есть все-таки правда на
земле!»-с облегчением вздохнул по этому поводу мои спутник. Соображения о
сроках оказались решающими не только в наших глазах, но и в глазах почти всех
участников совещания.
96
Неожиданно для себя я обнаружил среди этих участников нескольких давно
знакомых мне людей. В сущности, иначе оно и не могло быть: ведущую роль в
подготовке первых советских космонавтов играли Военно-Воздушные Силы, в
первую очередь — авиационные медики. А уж с авиационными врачами каждый
летчик, и тем более летчик-испытатель, связан в течение всей своей летной
жизни прочно: тут и совместное участие в технических и медико-физиологических экспериментах, и ежегодные медицинские обследования
(сначала «годен без ограничений», потом «с ограничениями», а в один невеселый
день— «не годен».. ), иногда же и прямая профессиональная помощь врача
летчику, получившему более или менее существенную травму. Когда во время
войны меня сбили и я после многих перипетий в несколько помятом виде
добрался наконец до аэродрома, с которого ушел в тот неудачный вылет, первую
настоящую — по всем правилам науки — перевязку мне сделал полковой врач, капитан медицинской службы Евгений Сергеевич Завьялов, сдержанно
(профессиональная этика!) поругивая партизанского фельдшера, оказавшего мне
первую помощь в той степени, какую определяли имевшиеся в глуби Брянских
лесов медицинское оборудование и медикаменты. Я вспоминаю сейчас этот
случай потому, что без малого двадцать лет спустя вновь встретился с
Завьяловым, как и со многими его коллегами, авиационными медиками, уже как
со служителями космонавтики.
Был на этом совещании и Евгений Анатольевич Карпов, в прошлом врач
другого полка нашей авиадивизии, которому в деле освоения космоса выпала
роль, без преувеличения, исключительная: он стал организатором и первым