У кого в свободном падении голова ясно работает и руки-ноги слушаются, тот
нигде не растеряется. . Ты-то сам с парашютом прыгал?
— Прыгал.
— Для спорта или когда припирало?
— И так, и так приходилось.
— А затяжные?
— Тоже. Но очень давно — в середине тридцатых годов. Тогда на затяжном
что требовалось? Только время точно выдержать: десять там секунд, или
пятнадцать, или двадцать. Ну и, если закрутит «штопором», руку или ногу
выбросить — вращение прекратить. Вот и все. А всякие там сальто, спирали и
прочее — до этого тогда еще не додумались.
— Вот то-то и оно! А теперь додумались. Наши мальчики по заказу все
фигуры крутят. . Нет, это для характера полезно. Не сомневайся.
Я и не сомневался. Объяснение было убедительное. Что говорить, наверное, в
любом деле воспитание важнее обучения. . Но весь этот разговор состоялся
позднее.
А в день первого прихода будущих космонавтов на тренажер мое внимание
привлекли прежде всего, конечно, не столько их парашютные значки, сколько
хороший, бодрый тонус и та активная заинтересованность, с которой они, кратко, по-военному, представившись, устремились к тренажеру, пытаясь все вместе
105
одновременное просунуть головы в его открытый люк, хотя, конечно, уже не раз
видели раньше космический корабль, даже изучали его, но—не «живой», не с
действующим кабинным оборудованием.
Увидев эту картину, я вдруг почувствовал, что все это когда-то однажды уже
было, что я это уже один раз видел.. Это или нечто очень похожее.. Но что же
именно?. Когда?..
И вдруг вспомнил!
Почти за полтора десятка лет до описываемых событий..
Я снова ловлю себя на том, что отрываюсь от строгой хронологической
последовательности изложения. Но я и не стремлюсь придерживаться ее в этой
книге. Моя цель — не написать историю космонавтики (о ней и без меня
написано достаточно много и, как мне кажется, в большинстве своем совсем
неплохо), а поделиться с читателем своими воспоминаниями. Ну и, конечно, размышлениями, без которых никаких воспоминаний, как известно, не бывает.
Итак, я вспомнил. За полтора десятка лет до описываемых событий, когда
испытывались первые отечественные реактивные самолеты МиГ-9 а Як-15, в
один прекрасный день на наш аэродром прибыла группа летчиков-испытателей, которым предстояло сразу после летчиков-испытателей авиационной
промышленности садиться в кабины этих самолетов, осваивать их и продолжать
испытания.
Так вот они, увидев на стоянке МиГ-9 с расчехленной кабиной и открытым
фонарем, все одновременно, будто по команде, полезли рассматривать его кабину
— свое будущее рабочее место.
Это была естественная реакция активных, моторных людей, внутренне
нацеленных на выполнение трудного, сложного, но всеми фибрами души
желанного дела.
Точно такой же была реакция будущих космонавтов, увидевших тренажер.
Впрочем, тренажер ли? У меня в ту минуту создалось впечатление, что
расположенный в нашей комнате шар они восприняли не как тренажер — как
космический корабль!
Впоследствии я узнал, что на начальном этапе разработки идеи космических
полетов человека было немало дебатов по вопросу о том, кем должен быть
космонавт по своей «докосмической» профессии. Пришли
106
почти единогласно («почти» —потому, что были и другие точки зрения) к тому, что лучше всего готовить космонавтов из летчиков. При этом преобладали
соображения, связанные с физиологией: летчик привычен к перегрузкам, к
пребыванию в разреженной атмосфере и так далее. Интересно, что, исходя из тех
же соображений, фигурировали в этих дебатах как возможные кандидаты в
космонавты и акробаты, и артисты балета — у них, мол, вестибулярный аппарат
хорошо оттренирован.
Первые же полеты человека в космос показали, что ориентация на летчиков
не подвела. Хотя в дальнейшем выяснилось, что и инженеры, особенно
участвовавшие в создании космической техники, справляются с работой в
космосе уж по крайней мере никак не хуже!
Так что, в общем, наверное, надо полагать, что знания, техническая эрудиция
и такие чисто человеческие качества, как воля, организованность, коммуникабельность, смелость, выдержка для космонавта гораздо важнее рода