его предыдущих занятий. И еще: явно требуется активное, страстное желание
лететь в космос!
В свое время на вопрос о том, что нужнее всего, чтобы стать хорошим
летчиком-испытателем, я ответил: прежде всего — горячее желание стать
хорошим летчиком-испытателем. Если оно налицо, то все прочее человек
преодолеет: и недостаток знаний пополнит, и здоровье отладит, и характер свой, если надо, укротит. Наверное, нечто подобное справедливо и по отношению к
профессии космонавта.
Пошли дни тренировок.
Вскоре космонавты и, как сейчас принято выражаться, «сопровождающие их
лица» поселились в нашем общежитии, чтобы не тратить по нескольку часов в
день на переезды от места, где они постоянно жили (столь популярного ныне
Звездного городка тогда еще не существовало), на тренировки и обратно.
Поселились — и как-то сразу растворились среди наших работников и множества
командированных, посещающих, приезжающих и уезжающих. Ребята ходили в
кино и на вечера танцев в наш клуб, широко общались с нашими старожилами,
но особого внимания к себе не
107
привлекали: мало ли па свете молодых людей в форме военных летчиков!
Зато потом, когда портреты этих веселых, компанейских недавних старших
лейтенантов и капитанов начали появляться на первых страницах газет, немало
наших сотрудников (и еще больше сотрудниц), широко раскрыв глаза, всплескивали руками:
— Бог ты мой! Неужели это.. — следовало имя очередного космонавта. —
Вот уж в жизни не подумала бы! Он ведь совсем как все.. Только симпатичнее. .
И остроумный. . Ну, а уж героического совсем ничего из себя не строил..
«Ничего героического».. Казалось бы, давно пора нам привыкнуть к тому, что, если бы героические поступки совершались только персонажами плакатно-героической внешности, количество таких поступков, скажем, во время войны
уменьшилось бы, наверное, в тысячи раз! Пора бы привыкнуть, да вот что-то
трудно привыкают к этому люди. Если уж герой, то подавай им двухметровый
рост, косую сажень в плечах, волевой подбородок и уж конечно непреклонность
и железную волю во взоре. А по этой части, особенно, как было сказано, по
росту, наши космонавты выглядели гораздо менее авантажно, чем, скажем, их же
собственные изображения на большинстве портретов, в изобилии появившихся в
недалеком будущем. Не было в них и намека на печать исключительности, многозначительную задумчивость или иные внешние признаки осознания
предстоящей им высокой миссии. Как выглядели Гагарин, Титов и их товарищи?
Я бы сказал: обычно. В любом авиагарнизоне можно было без труда встретить
таких ребят. Плохо ли это? Напротив, убежден, что очень хорошо! Ни в коей
мере не умаляет достоинств первых космонавтов, но многое говорит в пользу
«любых авиагарнизонов».
Их называли «мальчики». А те, кто был поближе, — «наши мальчики». В
этом была и теплота, и симпатия, и большое, настоящее уважение, которого они, честное слово, по всем статьям заслуживали.
. .Каждое утро очередной космонавт подходил к тренажеру, снимал ботинки
(что дало повод одному из наших подопечных сравнить тренажер с буддийским
храмом) и садился, точнее, почти ложился в свое кресло. Инструктор в первые
дни помогал ему проверить правильность предстартовых положений всех ручек, 108
кнопок и тумблеров (очень скоро надобность в этом исчезла, космонавты
освоились с оборудованием своего рабочего места легко, тут явно проявились
навыки, воспитанные летной профессией), потом переходил в соседнюю комнату, садился за свой инструкторский пульт, надевал наушники с ларингофонами и
связывался «по радио» — как бы с пункта управления полетом — с обучаемым:
— Дайте показания приборов, положение органов управления.
Космонавт последовательно — слева направо по кабине — перечислял
показания приборов и положения всех ручек и тумблеров.
— К полету готовы?
— Готов!
— Ну, тогда давай, поехали.
Инструктор нажимал кнопку «Пуск», и вся сложная система имитации полета
приходила в действие: из динамика раздавался рев работающих двигателей, а как
только они умолкали, приходили в движение стрелки бортового хронометра, начинал медленно вращаться прибор «Глобус», последовательно подставляя под