— Не все равно, в какой части служить?
— Кому все равно, кому — нет… — Дорофеев повернулся к Галиеву, спросил: — А ты с нами? Решай, раздумывать некогда.
— Почему? — в голосе Галиева чувствовалась растерянность. — Зачем горячка?
— Ну, ладно! — рассердился Дорофеев. — Мы тут все рядовые, я вам не командир. Как хотите, а я в лесу отсиживаться несогласный. К своим пойду.
— Безрассудство! — шагнул к Дорофееву Прягин. — Что, повар, награду за спасение знамени получить рвешься? Идти — авантюра! Я в ней не участник.
— Ну и оставайся, береги здоровье. А ты, Галиев?
Галиев молчал. Для него привычнее было подчиняться, чем принимать решения.
— Идем, Вартанян? — Дорофеев пошел. Сзади о чем-то зашептались Галиев и Прягин. Но Дорофеев уже не слушал. Не хотят — не надо. Даже лучше без таких… Надежнее.
Вартанян поравнялся с Дорофеевым, зашагал рядом. Они прошли всего с десяток шагов, как сзади затрещали кусты. Кто-то спеша догонял их. Вот догнал, тяжело дышит. Галиев?
— А где напарник твой? — спросил Дорофеев.
— Остался! Сказал — пропадете.
«Один-то скорее пропадет», — хотел ответить Дорофеев, но сзади снова затрещали кусты, встревоженный голос приближался, звал:
— Галиев! Галиев!
— Не ори! — вполголоса проговорил Дорофеев, останавливаясь. — Тут твой Галиев.
Их догнал запыхавшийся Прягин. Никто ни о чем не спросил его.
…Шли плотной цепочкой, в затылок — так легче пробираться кустарником. Последним, осторожно переставляя длинные ноги, шагал Прягин, перед ним, чуть прихрамывая, Галиев, затем Вартанян, впереди всех Дорофеев. Никто не назначал и не выбирал его командиром. Никто не знал, что Дорофеев, прежде чем его как искусного повара определили по специальности, долго, с самого начала войны, служил рядовым в стрелковой роте, повидал всякого, солдат тертый. Но как-то так получилось: все шли за ним, слушались его, верили ему.
Вартанян старался шагать след в след Дорофееву. Видел в двух шагах впереди себя широкую дорофеевскую спину, едва различимую на фоне ночной черноты, — и от этого на душе было спокойнее. Худо, если бы пришлось идти этим страшным ночным лесом одному. Куда пришел бы? Что могло бы случиться?
На ходу Вартанян уже несколько раз совал руку за пазуху, словно желая еще и еще раз убедиться, на месте ли знамя, хорошо ли лежит. Пальцами ощупывал скользкий шелк с шершавинками шитья, невольно старался угадать, буквы какой надписи трогает. «За нашу Советскую Родину!» — на одной стороне. А на другой — «Ордена Красного Знамени стрелковый…»
Все еще будто не верилось Вартаняну, что у него под гимнастеркой, на сердце, — святыня полка. Раньше он видел знамя только издали. Не помышлял, что когда-нибудь придется прикоснуться к нему. С каким трепетом смотрел на знамя Вартанян, присланный в числе других новобранцев для пополнения в стоявший на формировке полк! Как подтягивался весь, когда проходил мимо штабной землянки, возле которой стояло завернутое в чехол знамя, а рядом неподвижный, словно окаменевший, часовой. Ладонь Вартаняна сама поднималась к пилотке, и ноги сами переходили на чеканный шаг. Потом, когда все новобранцы прошли первичное обучение, Вартанян принимал перед знаменем присягу: «…Клянусь… до последнего дыхания быть преданным…» А незадолго до отправки на фронт Вартаняну, попавшему в состав полкового караула, довелось стоять часовым у знамени. Строго и гордо смотрел он на проходивших мимо бойцов. Те отдавали честь, и Вартаняну казалось: они отдают ее не только знамени, но и ему.
Давно уже затих шелестевший ветвями ветер. Перестал накрапывать дождь. Все явственнее различались очертания разлапистых оголенных кустов орешника, которыми они сейчас продирались, прямых стволов сосен впереди, их лохматых крон, смутно, но все более приметных на фоне ночного неба. Расходились тучи или уже приближался рассвет? Раза три-четыре Дорофеев останавливался, прислушивался: где-то справа временами прокатывалась отдаленная пулеметная стрельба. Она вспыхивала быстро и так же быстро гасла. Однажды слева донесся рокот мотора — танк или тягач? И чей?
Слушая эти звуки, Дорофеев все больше сомневался: правильно ли взято им направление? Идут они уже часа три. Может быть, он ведет всех не к своим, а, наоборот, к немцам в тыл? Или вдоль передовой… А это особенно рискованно: каждую минуту можно натолкнуться на врага.
Дорофеев обрадовался, когда услышал впереди несколько довольно далеких, но гулко прокатившихся по лесу разрывов. Ухом бывалого солдата определил: именно разрывы, а не выстрелы. Свои голос подают? Или немцы? Кто бы ни стрелял — передовая там.