Всего какую-то долю секунды Сагуляк и немец оцепенело смотрели один на другого. Сагуляк бросил поводья, дернул с плеча ремень карабина… Одновременно немец ухватился за висевший на его груди автомат. «Не успею!» — Сагуляк, выпустив ремень карабина, застрявший в складках плащ-палатки, обеими руками вцепился в автомат немца, обернулся, закричал:
— Тикайте! Тикайте! Фрицы тут!
— О-о-о! Козакен! — завопил немец. Рывком нагнувшись, он освободил шею от ремня автомата и, оставив автомат в руках Сагуляка, побежал, с треском продираясь через ельник. На спине его тряслась катушка с ярко-красным проводом, свисающим к земле. Немец, вихляя всем телом, пытался на бегу сбросить катушку. Вскинув автомат, Сагуляк, целясь в убегающего, нажал на спуск. Но автомат не стрелял. «Предохранитель! — вспомнил Сагуляк. — У них же предохранитель сбоку, кнопочкой!» Палец никак не мог нашарить кнопку предохранителя. Немец сбросил катушку, сейчас скроется за елкой… «Утечет, накличет!» Наконец-то кнопка предохранителя под пальцем. Нажал. Теперь выстрелит?
Но выстрелить Сагуляк не успел — мгновенно все вокруг потемнело, только успел увидеть, как взвихрилась над ним черная грива Гнедка, метнулась морда Лыска с белой отметиной, да услышал тревожный храп и ржание, затрещали елки, раздаваясь перед рванувшимися прочь лошадьми. «Ой кони, кони…» — успел еще подумать…
После того как упал Сагуляк, еще несколько минут трещали очереди немецких автоматов, первыми пулями которых он был убит. Ошарашенные внезапным столкновением, немцы лихорадочно строчили в гущу ельника в том направлении, куда со ржанием умчались испуганные криками и стрельбой Сагуляковы кони. Немцы прекратили огонь только тогда, когда убедились, что ответного огня не будет и что русских вблизи нет.
Слова команды собрали немецких солдат, рассыпавшихся по ельнику. Еще озираясь и пугливо прислушиваясь к вновь установившейся тишине, они сходились к тому месту, где на лесном мху, головой около ярко-зеленой молодой елочки, лежал, раскинув полы плащ-палатки, убитый ими русский солдат.
Немцев было десятка полтора — связисты, тянувшие от штаба дивизии телефонную линию. Командовал ими обер-лейтенант.
Последним подошел тот солдат, который оставил в руках Сагуляка свой автомат. Лишенный оружия, он убежал далеко и, упав наземь, ждал, когда утихнет стрельба. Желая получше рассмотреть русского, который чуть не убил его, он протиснулся меж другими солдатами, обступившими неподвижное тело, подошел к нему вплотную.
— Вы, храбрец! — язвительно сказал солдату обер-лейтенант. — Подберите свой «шмайссер»!
Солдат нагнулся к убитому, лежавшему лицом вниз, грудью на все еще зажатом в руках автомате, из которого так и не успел выстрелить. Отвернув край плащ-палатки Сагуляка и осторожно взявшись за торчащий из-под тела ствол, солдат потянул оружие к себе.
Яростно протрещала очередь. Солдат выпустил ствол автомата, в ужасе бросился прочь: «мертвый стреляет!» Обер-лейтенант рванул из кобуры парабеллум.
Но автомат уже молчал. Чуть заметный в свете пасмурного осеннего утра подымался от мха и таял меж веток елочки прозрачный сизоватый дымок. Убитый лежал все в той же позе, ничком.
Обер-лейтенант покосился на озадаченных, переглядывающихся солдат:
— Что, испугались мертвеца?
Однако сам он все еще держал парабеллум наготове. Так и подошел к убитому. Потолкал его в бок носком сапога, как бы желая удостовериться, что русский действительно мертв. Сунул парабеллум в кобуру, приказал:
— Переверните!
Солдаты, все еще настороженные, исполнили приказ. Им открылось обрамленное капюшоном плащ-палатки лицо русского — лицо старого воина, в мужественных складках, с крупными седоватыми усами, спокойное, как может быть спокойным лицо человека, до конца исполнившего свой долг. В закостенелых руках он все еще держал отобранное у врага оружие, палец лежал на спусковом крючке — потому-то и начал стрелять автомат, когда немец потянул его.
Подхлестнутый взглядом офицера, хозяин автомата нагнулся, стал осторожно извлекать его из рук убитого. Это удавалось с трудом — пальцы Сагуляка словно спаялись со сталью оружия. А главное — немец боялся, что автомат снова начнет стрелять: ведь он остался на боевом взводе. Но опасения оказались напрасными: мертвый Сагуляк выпустил по врагам всю обойму до последнего патрона.
Дорофеев, Вартанян, Саша, Прягин и последним все сильнее хромающий Галиев торопливо уходили ельником. Уже несколько минут, как стихла позади ярая стукотня немецких автоматов. В первый момент, когда Сагуляк крикнул: «Тикайте, тикайте!» — и тотчас же завопил немец, Дорофеев хотел броситься на помощь Сагуляку. Но в те же мгновения затрещали автоматы, по ельнику, сшибая ветви, с визгом и щелканьем густо полетели пули. И Дорофеев понял: немцев много, Сагуляку не помочь. Он дал знак товарищам, и, пригибаясь под пулями, они побежали.