Ишь ты, диалектик батальонного масштаба! Кто это высказался? Какой-то старший лейтенант с еще неизвестной мне фамилией. Строгий, видать, товарищ. Вот что он говорит дальше: «Семейные дела Макарычева и его оплошность на учении взаимосвязаны. Моральное состояние неизбежно отражается на службе».
Правильно, старший лейтенант! Но можно ли так прямолинейно. Бронетранспортер-то не сам Макарычев утопил. Что предлагает этот строгий товарищ?
Судя по этому подробному протоколу, большинство высказалось за продление стажа. Но Макарычев под конец сам себе все испортил. Когда поступило предложение «от перевода воздержаться», Макарычев бросил: «Если так — и беспартийным проживу». И этим навлек на себя гнев даже заступившихся за него. В протоколе записано: «Высокомерен».
Макарычев, по-видимому, раззадорился еще больше. В протоколе есть даже такая запись: «Позволяет себе швыряться партийным документом». Неужели? Об этом мне, наверное, сообщили бы… И вот решение: «В продлении стажа отказать, от приема в члены воздержаться».
Как влияет порой на характер наших суждений о человеке то, как он держится, когда мы решаем его судьбу… Всегда ли мы учитываем его состояние при этом, не заслоняет ли оно нам иной раз суть дела?
Правильно решило тогда собрание? Трудно судить только по протоколу. Надо поручить кому-нибудь проверить. Лучше всего это, пожалуй, сделает председатель парткомиссии подполковник Галоянц. Он мастер разбираться в делах такого рода, человек вдумчивый и справедливый.
Но я вспоминаю, что Галоянц на два дня уехал в одну из самых дальних частей нашей дивизии — оформлять прием в партию тех, кто принят после учений, и по другим своим делам. А Кобец как раз собирается в полк Рублева. Пусть заодно проверит решение собрания. Больше сейчас послать некого.
Кобец поручение принял охотно. Вскоре сообщил:
— Решение собрания считаю правильным. Лейтенант Макарычев держался вызывающе, противопоставлял себя партийному коллективу. И даже позволил себе бросить кандидатскую карточку.
— Так-таки и бросил?
— Ну, положил на стол президиума. Какая разница?
— Разница все же есть… А как вы думаете, что его толкнуло поступить так?
— Нетерпимость к критике.
— И только?
— Других причин не вижу.
— Может быть, обида?
— Нет права обижаться на партийный коллектив.
— Но коллектив состоит из людей. А люди, даже мудрейшие из мудрых, не застрахованы от ошибок… Кстати, как сам Макарычев объясняет свое поведение? Кто с ним говорил?
— Имел беседу лично я, в присутствии секретаря первичной партийной организации. Макарычев заявил, что вполне согласен с решением собрания и поэтому вернул кандидатскую карточку сразу, не дожидаясь, пока ее у него потребуют.
— И больше он вам ничего не сказал?
— А что еще? И так все ясно.
— А он знает, что может обжаловать решение собрания?
— Да, но не желает. Горд чрезмерно. И скажу вам, эту гордость в нем подогревают некоторые его товарищи своими демагогическими выступлениями.
— Кто же там демагог?
— Как ни удивительно — сам командир роты Бакрадзе. По части первой — в отношении промаха Макарычева на учениях…
— Не только промах, но и находчивость.
— Так-то так. Но оценку всем из-за этого снизили, известно, — напомнил Кобец. — Так вот, Бакрадзе в этом, в отличие от своего комбата товарища Левченко, стоит на правильной позиции. На позиции требовательности. Он не объявил бы благодарность за ЧП. А насчет личных дел Макарычева — определенно на позиции неверной. Бакрадзе заявляет, что Макарычев должен был на развод подать еще раньше! Представляете? Выступление в корне неправильное.
— В корень еще поглядеть надо. Может быть, Макарычеву, этому неудачнику в семейной жизни, действительно лучше развестись?
— И это говорите вы? — Кобеца чуть не передернуло. — Всякий развод безнравствен. Он — свидетельство безответственности. Брак накладывает определенные обязательства. Их надлежит выполнять. Это аксиома. А Бакрадзе поощряет распущенность своих подчиненных. Он при мне восклицал: «Есть любовь — женись, нет любви — разводись». Да за такие проповеди наказывать надо!