Наше дело — соблюдать вежливость. Добросовестно слушаем старика, который, зацепляясь за случайные слова, уже окончательно утратив нить мысли, перескакивает от одной истории к другой.
Ответственный секретарь местной писательской организации, толстяк с глянцеватой лысиной, весь истерзался, ерзая на стуле и бросая на старца-оратора умоляющие взгляды. Наконец он встает со стула в отчаянной решимости сделать патриарху намек на то, что его регламент истекает. Но тут сама судьба приходит ему на помощь — оратор умолкает так же неожиданно, как заговорил. Буквально на полуслове он вдруг кладет голову на ручку своего посоха и самым непосредственным младенческим образом засыпает. Его коллеги облегченно вздыхают, и мы приступаем к настоящей беседе.
Секретарь организации вводит нас в историю литературы маратхи. Она берет свое начало в тринадцатом веке. Первыми произведениями явились переводы с санскрита. Это были «Рамаяна» и «Махабхарата», впервые зазвучавшие для народов на родном языке. Затем стихи-молитвы в честь бога Пандарпура. В период колониального господства очень развилась журналистика маратхи, а затем родились собственная драматургия и проза. Драматургия вначале только воспроизводила традиционные сюжеты санскрита. Потом появились первые робкие шаги в направлении собственной оригинальной драмы.
— Шекспира у нас не переводили, а переписывали применительно к нашей жизни. Позднее появился целый цикл драм под влиянием Ибсена. И ваш Гоголь. У нас знают и любят «Ревизора»...
Дальше секретарь рассказывает нам о прозе маратхи, которая началась с романтизма. Так же, как и у казахов, широко была отражена трагедия женской судьбы, борьба за раскрепощение женщины. Аналогию с развитием казахской литературы я нахожу и в том, что молодая проза огромное внимание уделяла историческим темам.
Наше глубокое внимание, блокноты в наших руках — все это производит на писателей маратхи большое впечатление. Они ревниво следят за речью своего секретаря, то и дело напоминая ему какие-нибудь пропущенные детали, называя новые имена, всячески желая удовлетворить нашу любознательность.
— Самый большой наш писатель — Апте, — сообщает один из молодых наших собеседников, — его считают Диккенсом маратхи. Один из его многочисленных романов, вскрывающих острые социальные проблемы, переведен на русский под заголовком «Кто позаботится?». Нам хотелось бы, чтобы наши уважаемые советские гости прочли этот роман.
Мы узнаем имена еще двух популярных писателей — Канолькара и Тендулькара. Узнаем, что за последнее двадцатилетие появилось немало интересных произведений, в которых глубоко освещается народная жизнь.
Я внутренне одобряю выступление этого парня. Думаю о том, что если бы к нам в Алма-Ату приехали люди, ничего не знающие о казахской литературе, я построил бы свое выступление для них примерно так же. Выставил бы на первый план Сакена Сейфуллина, Мухтара Ауэзова, Беимбета Майлина. А для характеристики последнего двадцатилетия в развитии нашей литературы, пожалуй, воспользовался бы формулировками, данными этим молодым индийцем.
Наши собеседники точно задались целью заполнить наши блокноты до конца. Перебивая друг друга, они сообщают нам все новые и новые подробности о себе.
— Из Махараштры вышел в девятнадцатом веке крупный журналист Тилак, ставший видным лидером национально-освободительного движения в масштабе всей страны... — (я вспоминаю по аналогии нашего Чокана Валиханова). — У нас сейчас появляются пролетарские поэты... — (вспоминаю Сабита Муканова тридцатых годов).
— У нас есть женщины-сказительницы, поэтессы. Часто неграмотные, они дают великолепные образцы устного творчества.
— О жизни неприкасаемых пишет наш крупный писатель Аннабхау Сатхе.
— Во время традиционных октябрьских религиозных празднеств мы ставим спектакли по деревням. Народ любит их. Мы очень ценим драму как средство приобщения неграмотных масс к культуре...
Ах, как им хочется высказаться! И как мне понятна эта атмосфера страстного стремления молодой литературы к выходу на широкую арену. Как им обидно, что их крупные произведения все еще мало переводятся! А ведь на языке маратхи говорят почти сорок миллионов человек.
...Бомбей — самый космополитический город, из всех виденных нами индийских городов. В его порту сталкиваются корабли со всех концов света. Бомбей, конечно, не только центр штата Махараштра, но и крупный промышленный и культурный центр всей Индии. Здесь живут и работают уже описанные Кришан Чандр и Ходжа Ахмад Аббас, так сказать, аксакалы индийской литературы. Здесь же творят такие крупные деятели кино, как Радж Капур, Балрадж Сахни и другие. Кто только из популярных писателей, ученых, политических деятелей всего мира не побывал в Бомбее! Немудрено, что энтузиасты из института имени Бхальрао в какой-то мере ощущают себя провинциалами в собственной столице.
Многое я улавливаю в недомолвках и выразительных интонациях наших собеседников — писателей, пишущих на языке маратхи. Ведь как бы высоко вы ни ставили европейскую цивилизацию, вас не может не унижать мысль, что ваша древняя культура, затоптанная в свое время колонизаторами, воспринимается со снисходительным высокомерием как нечто экзотическое и несущественное. И как глубоко понятно страстное желание освободиться от комплекса неполноценности, рожденного столетиями угнетения, утвердить себя, свой язык, свой духовный мир! Тем более, что у народов маратхи поистине неисчерпаемая казна, завещанная им предками. Нам знакомо горячее чувство нетерпения по пути в большой мир, знакомо желание убыстрить темпы, прокричать знакомый лозунг: «Время, вперед!»
Пожелание успеха этому пробуждающемуся народу было с нашей стороны отнюдь не данью обычной вежливости, а именно братским сочувствием, основанным на общности стремлений.
* * *Ртутный столбик на градусниках поднимается в Бомбее еще выше, чем в Калькутте, но здесь дышится куда легче. Благословенное море, опоясывающее значительную часть города, приходит на помощь путникам. Немудрено, что по вечерам люди устремляются к берегу, который здесь так удачно очерчен, что площадь для прогулок значительно увеличивается благодаря острым мыскам, заходящим в море.
И все равно места не хватает. Задуманная нами прогулка по берегу моря у «Ворот Индии» не приносит отдыха именно из-за многолюдья, из-за того, что и здесь надо буквально протискиваться между телами, чтобы пробить себе дорогу вперед.
Ограничиваемся приобретением сувениров, которыми кишат прибрежные лавки. Глаза разбегаются, столько изящных вещиц из стекла, ткани, кости, латуни... Туризм — гигантская отрасль индийского хозяйства. Сувениры — непременная отрасль обслуживания бесчисленных туристов со всего света.
* * *В поисках «живого» капиталиста. Интервью у министра финансов.
Мое поколение не видело живых капиталистов. Представление о них формировалось с детства, через маршаковского мистера Твистера, потом в юности через лекции о прибавочной стоимости, потом в зрелости — через литературу, театр, кино. Однако живой капиталист, так сказать, во плоти, вероятно, несколько отличен от составившегося таким образом представления. Вот так мы все и сошлись на желании познакомиться с мистером Горвиджем, рекомендованным нам в качестве главы очень старой фирмы, существующей еще с прошлого века.
Предприятие размещается теперь за городской чертой, это целый поселок с производственными корпусами и жилыми домами для рабочих. Радует прежде всего идеальная чистота. Вокруг производственных корпусов тянутся зеленые аллеи, асфальтированные дорожки чисто выметены. Тот же порядок царит и внутри корпусов, где производится конторская мебель, холодильники, пишущие машинки.
Полное разочарование — живого капиталиста так и не удается увидеть. Мистер Горвидж в отъезде. А этот смуглый, худой большеглазый парнишка, что отрекомендовался как инженер предприятия, вряд ли оценит остроту наших вопросов и вряд ли сможет дать на них ответы.