Выбрать главу

Так и есть. Ничего интересного мы не находим в той продукции, которую инженер нам демонстрирует. Конторские столы, стулья, сейфы. Довольно тяжеловесные грубоватые пишущие машинки.

И мы с особым пристрастием допрашиваем инженера (а может, он и не инженер, а специальный агент по рекламе? Уж очень ловко все расписывает!) о заработной плате рабочих, об их жилищных условиях. Выясняется, что зарплата здесь относительно выше, чем на других предприятиях. Квалифицированный рабочий получает от сорока до пятидесяти рупий за рабочий день.

— Восемь рупий — один рубль, — высчитываем мы, — да, для Индии это высокий заработок.

Гордость фирмы — это рабочий поселок.

— Квартирная плата в Индии очень высока. А наши рабочие при заработке в 500 рупий в месяц платят за однокомнатную квартиру всего 25, за двухкомнатную — 35 рупий. Те, кто зарабатывает свыше пятисот и имеет трехкомнатную квартиру, платят всего десять процентов от зарплаты.

Вторая гордость — своя школа. Рабочий платит одну рупию за обучение одного ребенка, за двоих — дешевле, за троих — еще дешевле.

Но на троих покровительственная политика кончается и вступает в силу политика ограничения рождаемости. Если в семье больше трех детей, их не принимают в школу предприятия.

— А как с безработицей? Что вы делаете с теми, кто высвобождается в связи с усилением механизации производства?

— Нет, нет, мы не выкидываем их на улицу, — торопливо уверяет нас инженер, — расширяем производство по их профилю, стараемся, чтобы люди оставались на своих местах.

Выясняем количество инженеров, их заработок. Оказывается, начинающий получает 200 рупий в месяц, опытный, стажированный, до тысячи.

Переходим к политике. Интересно, к какой партии принадлежит мистер Горвидж? А рабочие? Какой партии они отдают свои голоса?

Оказывается, хозяин предприятия вне партий. А подавляющее большинство рабочих отдает голоса партии национального конгресса.

Конечно, проверить соответствие этой информации подлинной картине мы не имеем возможности. Говорит наш собеседник очень мягко, даже вкрадчиво. Слова стекают с его языка, как масло с горячей ложки.

— Познакомьтесь еще с нашей столовой. Это самая большая столовая в Азии. Поинтересуйтесь методами ее работы. Она успевает за один час обслужить 2500 рабочих.

На обратном пути мы внимательно присматриваемся к домам рабочего поселка. Приятные легкие дома южного типа, со множеством балконов. Четыре-пять этажей. Отрадная картина... Увы, она длится недолго. Стоит отъехать на километр, как опять мы вступаем в царство лачуг, крытых соломой.

Так или иначе знакомство с этой фирмой обогатило нас материалом для предстоящей беседы с министром финансов. Именно ему мы решили задать те вопросы, которые мучили нас с самого начала нашего путешествия.

...Мы входим в небольшую очень скромно обставленную комнату на первом этаже министерства. На столе — ворох бумаг. Дешевый шкаф у стены так набит изнутри, что дверцы не закрываются плотно. На шкафу тоже масса папок. Помещение весьма демократическое. Очевидно, это какое-то подсобное помещение, — соображаем мы, — здесь, наверно, нам придется ждать, пока нас пригласят в кабинет министра. Усаживаемся, настраиваясь на долгое ожидание, соответствующее министерскому чину.

Но тут скрипнула дверь, и вошел торопливой походкой маленький смуглый человек. Так же торопливо пожав нам всем руки, он сел за стол и принялся отвечать на первый вопрос, поставленный Почиваловым.

«Не везет! — огорченно думаю я. — Вместо живого капиталиста пришлось удовлетвориться инженером. А здесь тоже: вместо беседы с министром слушаем этого маленького тщедушного человечка, сидящего в такой бедняцкой комнатке. Кем он может быть? Помощник? Референт министра? Во всяком случае, ни его комната, ни костюм, ни весь облик не дают надежды на высокое руководящее положение. Но, может быть, он из тех, кто готовит начальству материал, чьими словами нередко мыслят начальники?»

Так размышляю я, а затем, воспользовавшись случайной паузой, шепотом осведомляюсь у нашего переводчика Исаака Голубева, кто это такой. Исаак удивленно смотрит на меня:

— Как кто? Министр финансов.

Вот уж подлинно — по платью встречают, по уму провожают. Чем больше вслушиваюсь в речь министра, тем яснее становится, что за щуплой внешностью, за,более чем скромной обстановкой скрывается государственный ум,энергия.

— Перенаселение... Проблема борьбы с перенаселением — это то, что нас мучит больше всего, — говорит министр, — количество людей все растет, и все труднее разрешать вопрос о том, чтобы обеспечить каждому человеку хлеб, одежду, крышу над головой. Это стержень нашей пятой пятилетки.

Министр приветливо улыбается нам и добавляет:

— Это ведь у вас мы научились составлять пятилетние планы, дорогие друзья.

Министр рассказывает нам о засухе последних двух лет, о проблеме ирригации, которая должна дать хоть один устойчивый урожай в год. Иначе и двух-трехкратные уборки урожая ничего не дают. Обводнение, только обводнение даст желаемые результаты.

Только теперь я замечаю, что министру несмотря на его подвижность и худобу, уже лет под шестьдесят. На нем тонкая белая рубашка, европейские белые брюки. На каждой руке — по золотому кольцу. Он говорит несколько затрудненно, делая время от времени горлом глотательные движения. И все же его хочется слушать и слушать. Потому что глубокая личная заинтересованность во всем, что он говорит, продуманность каждого ответа, настоящая всесторонняя осведомленность о положении дел — все это сквозит в каждом его слове.

Министр переходит от вопросов развития сельского хозяйства к проблеме индустриализации страны. Но о чем бы ни говорил он, неизменно приходится возвращаться к кардинальному для этой страны вопросу — как приостановить или хоть несколько задержать непрерывный рост численности населения. Ежегодно на каждую тысячу человек — сорок новорожденных. Если бы удалось снизить эту цифру до двадцати пяти, многое стало бы куда легче.

— У нас нет никаких ограничений свободы передвижения, каждый может по собственной инициативе менять местожительство. И вот большие города, типа Бомбея, буквально задыхаются от постоянного притока людей. Лачуги, которые вам так неприятно было видеть по дороге, — это убежище для вновь прибывающих. Сейчас собираемся строить около Бомбея новый город-спутник.

Наш вопрос о весе государственного сектора в промышленности попадает, очевидно, в самое больное место. Министр с гордостью объявляет нам, что штат Махараштра — этой есть застрельщик всех реформ в социалистическом направлении. Здесь национализированы банки. Введены ограничительные нормы на право землепользования.

— К государственному сектору относятся пока только основные отрасли производства: сталеварение, производство электроэнергии, строительство крупных каналов. Остальное пока в ведении единоличников и кооперативов. В нашем штате, например, сорок кооперативных сахарных заводов.

В ораторской манере этого человека видны навыки опытного политического деятеля, привыкшего отстаивать свои взгляды перед избирателями, когда кандидатура его подвергается нелицеприятному, порой противоречивому обсуждению. Министр говорит не повышая голоса, но подчеркивая каждую свою мысль энергичным взмахом правой руки и характерным движением пальцев, как бы подводящим итог данному разделу его речи. Эта жестикуляция не чрезмерна, не назойлива и даже в какой-то мере помогает усвоить точку зрения оратора. Кроме того у министра талант внимательного выслушивания собеседника. Когда кто-нибудь из нас задает вопрос, — весь внимание. Выпуклые черные глаза в упор смотрят на нас из-за дымчатых стекол, небольшой острый подбородок закинут кверху. Мелькает озорная мысль: он похож на лягушку, нацелившуюся прыгнуть со своей кочки. Но на очень симпатичную и доброжелательную лягушку.