Незаметно соскальзываем с вопросов сугубо экономических на проблемы политики. Выслушиваем изложение концепции строительства социализма в условиях Индии.
— Социализм у нас должен слагаться пока из трех компонентов, — говорит министр, — государственного, кооперативного и частного секторов. Государство облагает частников налогами, составляющими восемьдесят процентов от их доходов. Это из чистой прибыли. Кроме того существует закон, по которому предприниматель обязан обеспечить рабочего квартирой, лечебницей, школой для детей...
Ага, теперь понятны благодеяния господина Горвиджа. Ему, понятно, выгоднее использовать деньги на нужды своих рабочих, чем отдавать их на повышенные налоги.
Беседа близится к концу. Но нам хочется поставить министру еще один вопрос. Во-первых, у некоторых из нас есть свое собственное индийское хобби. Один непрерывно огорчается, что собрал так мало материала о рыбаках Индии, а уж это ли не тема. Другой зажегся вдруг темой зеленой революции и жаждет знать как можно больше о сельском хозяйстве.
И министр терпеливо повторяет главные данные. Внедрение скоропоспевающих культур, дающих обильный урожай. Увеличение производства минеральных удобрений. В штате Махараштра обводнено уже тридцать процентов земель. Земля пока у частников. Зато технику крестьяне получают только через кооперативы. Батракам установлен нижний предел зарплаты. Никто не может платить меньше этой нормы.
Наш вопрос о малолетних нищих, которыми заполнены улицы индийских городов, заставляет министра горестно нахмурить брови.
— Я никогда не подаю милостыню, — неожиданно резко бросает он, — почти у всех этих ребят есть родители. И в этом традиционном попрошайничестве проявляется не столько голод, сколько испорченность нравов, оставшаяся в наследие от колониального прошлого. Детей веками развращали и жестокостью и подачками.
Вспоминаю тихоновского Сами. «Хороший сагиб у Сами и умный, только больно дерется стеком, хороший сагиб у Сами и умный, только Сами не считает человеком...»
Так-то оно, конечно, так, но этим все же не отмахнешься от проблемы детского нищенства. Не избавишься от этой язвы и одними административными мероприятиями, например, законом о запрещении попрошайничества, о котором сообщает нам министр.
С заметной горечью говорит наш собеседник о проблеме безработицы среди интеллигенции.
— Надо многое обдумать в системе обучения. Кроме того наши пограничные инциденты с Китаем и с Пакистаном довольно ощутимо поколебали наш баланс.
На прощанье мы говорим друг другу не только обычные любезности, предусмотренные этикетом, но и искренние слова дружбы.
— Советский Союз понимает наши трудности и всегда приходит на помощь, а мы, повторяю, немало заимствуем из вашего опыта.
И забыв, что мы уже распрощались, министр еще долго высказывается по вопросу о плановой экономике. Конечно, и у этой системы есть свои «но». Задача в том, чтобы решить их. Тогда плановое хозяйство будет идти вперед гигантскими шагами. Министр знает экономику капиталистических стран не понаслышке. Он трезво оценивает оборотную сторону ее «чудес».
И все-таки привкус некоторого официального оптимизма остался у нас после этой беседы. Особенно ярко вспомнилось мне заявление министра («Нам не хватает только времени. Дальнейший маршрут ясен») примерно месяц спустя, когда именно штат Махараштра стал ареной борьбы вырвавшихся наружу вулканических сил, дремавших в массе народа. Я имею в виду религиозные стычки между индуистами и мусульманами, принесшие значительные бедствия городу Бхиванди.
Нас потрясло и поразило это сообщение. Ведь в течение поездки по этой стране у нас сложилось твердое убеждение, что здесь никто и мухи не обидит и что недаром индийцы, прощаясь, так нежно складывают руки и поднимают их над головой. И вдруг — такой взрыв религиозной нетерпимости. Был ли он так же неожидан, как для нас, и для министра, утверждающего, что правительству «не хватает только времени?»
* * *Прекрасен общий вид Бомбея с горы Малабар. И все-таки даже с высоты глаз не может охватить весь город. Гигант Бомбей, огибая море, уходит далеко на юг и, взбираясь на голубые горы, теряется где-то в глубоких ущельях. Только на востоке едва заметно просматриваются окраины и поселки, разбросанные неподалеку от города. Они выглядят как обломки льда, оторвавшиеся от ледяного материка.
За пять дней мы, конечно, не могли составить себе полного представления о такой громаде, как Бомбей, и потому для нас особенно важно, что с вершины малабарского холма можно соединить воедино наши разрозненные впечатления. Итак, перед нами архитектурный ансамбль вполне европейского типа. Преобладают четырех-пятиэтажные здания. Этот потолок города разрывают только прибрежные высокие здания, похожие на вертикально поставленные спичечные коробки.
Отсюда нам виден и морской порт со множеством погрузочных кранов. Точно лес после пожара. Впрочем, порт мы можем наблюдать ежедневно. Наш «Гранд-отель» — рядом. Совсем недавно я увидел из окна своей комнаты светлый лайнер, шедший к порту, и прочел название корабля. «Александр Блок!» Рыцарь Гаэтан в Бомбее... Здравствуйте, Александр Блок!
Малабарский холм — интересен не только как наблюдательный пункт, но и сам по себе. Великолепен раскинувшийся здесь парк, ухоженный замечательными садовниками. Из зеленых массивов кустарника садовыми ножницами вырезаны фигуры зверей и птиц: слонов, тигров, страусов. Дети приходят в неописуемый восторг при виде их.
Дневной зной понемногу спадает, и над морем повисает зябкий белесый занавес. Сквозь него светлыми видениями проступают идущие к порту корабли. Ближе к горизонту марево сгущается до синевы, которая живописно подчеркивает зелень гор, поросших лесом.
Но что это за небольшой уступ? Он высится особняком и по очертаниям напоминает горб верблюда. Над уступом парит все время стая орлов. Впрочем, иногда все орлы разом садятся на землю. В чем дело? Нам объясняют, что парсы приносят сюда останки своих умерших единоверцев. Ритуал похорон у этой народности, исповедующей древнюю религию — зороастризм, выглядит для современного человека жутковато. Прежде чем нести сюда трупы, парсы вспарывают им животы и груди, чтобы внутренности, которые должны быть расклеваны орлами, были на виду. Меньше чем за один час орлы полностью справляются со своей задачей: освободить тела мертвых от внутренностей.
Индийские парсы — это ветвь народа, населяющего Иран и исповедующего ныне ислам. Однако мусульманство еще не родилось в те далекие времена, когда эта группа пришла в Индию. Теперь термин «парсы» обозначает в Индии и национальность и религию.
...Наступает вечер сборов в дорогу. Появляется наш хмурый гид мистер Икс, которому мы дарим в виде сувенира механическую бритву. Подарок этот был выбран без всяких задних мыслей, и, только вручив его, мы вдруг испугались — не обиделся бы наш гид, не принял бы это за намек на свои нависшие лохматые брови обильные бакенбарды и давненько небритый подбородок. «Тэнк ю вери мач», — произносит он, и губы его кривятся неопределенной гримасой, обозначающей, очевидно, улыбку, Затем он снова замыкается в себе и обретает свой обычный вид человека, которого слишком рано подняли с постели.
...Аэродром все тот же. Ясно, что за пять суток, проведенных нами в Бомбее, здесь непрерывно текла эта неиссякаемая толпа людей, для которой безнадежно мал этот огромный зал, несмотря на то, что здесь впору степному коню расскакаться. Так что на этот раз мы перестали чураться полиции и охотно проследовали за мистером Иксом в тот же полицейский пункт, где нам помогли в день приезда пробиться сквозь толпы.
Снова огни Бомбея под крылом нашего самолета. Но теперь это уже не чужие нам огни. Здесь остаются наши новые друзья, интересные собеседники, памятники старины, восхитившие нас, книги и документы, обогатившие наш интеллект.
Уже двадцать дней, как мы покинули свою Родину. Не один раз уже приключались с нами приступы ностальгии. Теперь мы познали и грусть разлуки с чужим, но полюбившимся нам городом.