— Созаки — народность немногочисленная, жили они обособленно. Это были времена непрестанных нашествий. Народ часто разоряли. И тогда-то созаки построили город — крепость Аяз-Кала, окружив ее неприступной высокой стеной.
Владыкой у них был хан Айдарлы. Не любил он походов и сражений. Считал, что лучше не воевать, а торговать. Снаряжал он караваны и уходил в далекие края. А его визири собирали с народа подати.
У его мелких завистливых соседей были не такие острые зубы, чтобы они могли откусить часть его владений, а с грозным ненасытным соседом — царем кзыл-башей он умел ладить, находил пути к миру и обоюдной торговле. Войны не разоряли страну — и хан богател. Богатство отгоняет заботы и печаль, но нередко вселяет в душу человека всяческие страсти. Что только не придумывал хан! Одной из его сильнейших страстей была соколиная охота. Сотни кусбеги[4] держал он у себя. Какие только птицы не распевали у него во дворце, а его больше привлекали смелые и хищные соколы. Когда объявлялись сборы на охоту, заливались кернаи, гремели барабаны. Пригоняли ему из других царств джейранов и куланов. Но любая страсть со временем угасает. И вот хан Айдарлы затосковал. Больше ничто его не занимало. Ни пиры, ни охота, ни путешествия. Однажды приказал он построить такой дворец, который бы затмил блеском все дворцы падишаха кзыл-башей. И вскоре в пустыне, как солнце, засиял дворец серебряным куполом и золотыми воротами.
Все было у Айдарлы, но не было у него детей. Шли годы, хан уже начал стариться, а бог все не даровал ему наследника. Покинули дворец веселье и радость, стоял он будто опустелый, а хан тосковал пуще прежнего. С каждым годом меркли очи хана. И тогда бог смилостивился над ним: жена хана сообщила мужу радостную весть о том, что у них будет ребенок. Через девять месяцев и девять дней на свет появилась ханская дочка. В честь беспредельной божьей милости распороли брюхо белого верблюда и принесли в жертву лунокопытного белого барана. Послали гонцов созывать гостей на торжественный пир. На утренней службе пропели гимны, восхваляющие творца небесного, и нарекли девочку именем Айбарша.
Девочка стала кумиром и отрадой хана и его жены. Ее холили как только могли. Заботились о том, чтобы слишком горячий луч солнца не коснулся ее нежного тела, чтобы ветер лишний раз не подул ей в лицо. Самаркандский шелк казался слишком грубым для ее атласной кожи, и девочку одевали в нежные шелка Индии. Когда она отказалась взять в рот воду из родной Куван-Дарьи, ее стали поить шербетом из города Шам. Сорок прислужниц были приставлены к ней, носили ее на ладонях. Никто ей не перечил. Хан с ханшей души в ней не чаяли. Хан ничего не жалел для своего дитяти — в далекие страны гнал караваны за прекрасными нарядами и драгоценностями, за сладчайшими лакомствами. Желания Айбарши были для всех законом.
Кто не умирал в пустыне от жажды, тот не знает цену глотку воды, кто не страдал от одиночества, тот не знает цену дружбе, — говорит народная пословица. Что было трудно другим, Айбарше было легко, что другим стойло дорого, Айбарше доставалось даром. Но зато и радость от всего того, что она легко получала, тоже была для нее легкой и незаметной. Желания девушки быстро исполнялись и быстро сменялись одно другим. Стоит ей пожелать отправиться на прогулку, как торжественно выстраивается целая свита, в которой — певцы и музыканты, чтобы развлекать ее. Но на полпути Айбарше становится скучно, и все возвращаются обратно. Нежные звуки куван-дарьинского кобыза перестают радовать ее уши — и тогда привозят сладчайшие сазы из Ирана. Огненные бухарские пляски оставляют ее равнодушной — и тогда появляются индийские танцовщики, движения которых мягки и упруги, как шелк их крученой нити.
Ослепленные любовью, родители не замечали пороков дочери и потакали ее необузданным желаниям.
У главного визиря хана был единственный сын Каралды, который также рос в холе и довольстве и славился своей редкой красотой, Айбарша как-то заметила его. Хан и ханша обрадовались этому. Им не хотелось отдавать свою дочь в другое ханство. Они хотели, чтобы Айбарша жила на их глазах, а не в далеком, неизвестном ханстве, и решили устроить их помолвку. Со свадьбой никто не спешил — юноша и девушка были еще совсем молодыми.
Айбарша, не знавшая преград своим желаниям, не дожидаясь освящения брака мечетью, приняла Каралды в свое ложе. В знак внимания и любви она подарила ему свое золотое кольцо с бриллиантом...
Ва! В этом же ханстве жил-был храбрый джигит Жомарт. С детства он увлекался стрельбой из лука да соколиной охотой. А когда подрос, то прославился в военных походах как бесстрашный батыр, а в пиру — сладкоголосый певец и искусный музыкант.
Однажды выехал Жомарт на охоту. Не успел он снять путы со своего ястреба и пустить его на стаю лебедей, как появилась дворцовая свита, остановилась невдалеке и с колесницы сошла невиданной красоты девушка. В жизни своей Жомарт не видел подобной. Под пышными одеждами трепетало нежное тело, блеск черных глаз сиял ярче переливов сапфира и жемчуга. Ни один джигит не в силах устоять перед такой красотой. Ее голос звенел, как чистый горный ручей, взгляд был подобен отблеску вороненой стали...
Неожиданно для всех слушавший рассказ Даулетияра восхищенный Рысмагамбет начинает громко восторгаться прелестями красавицы:
— Па! Па! Вот за такую женщину не жаль отдать и жизнь! — И глаза его загораются. — Ну и расписал, Дауке!
— Да, женщина, как червь, может источить джигита, — говорит Дауке. И, чуть подавшись назад и окинув слушателей взглядом, продолжает: — Но я уже говорил, что Жомарт был мужественным джигитом. Овладев собой, он обратился к девушке:
«Ва, сверстница моя, не осуди за нескромность, что не могу оторвать от тебя взгляда. Признаюсь, что не видел на свете женщины, подобной тебе. Блеск твоей красоты ослепил мне глаза. Скажи, радость моя, кто ты? Гурия, опустившаяся из райских дворцов, или земное создание?» — И Жомарт поклонился.
Вдохновенное молодое лицо джигита, блеск его орлиных глаз, богатырское сложение, мужественный облик понравились девушке, и она благосклонно ответила:
«Говорят, неисполненная воля мужчины тяжким грузом ложится на женщину. Пусть твоя воля будет исполнена. Я тебе открою, кто я. Наверное, ты слышал про ханскую дочь Айбаршу. Это — я».
В это время ястреб Жомарта сбил лебедя. И охотник преподнес свою жертву девушке.
«Этот лебедь с голубоватым нежным оттенком достоин только тебя. Прими мой скромный дар», — попросил ее Жомарт.
Айбарша в знак благодарности пригласила Жомарта во дворец.
Она, не задумываясь, предпочла этого смелого и гибкого, как степная осока, напоенного солнцем и ветром джигита, уже надоевшему ей бледному, как болотная трава, изнеженному Каралды.
Четыре дня пробыл Жомарт во дворце. Его наряжали в шелка и бархат, ему подносили серебряные кубки, наполненные ароматными винами Крыма, золотые — сладчайшим самаркандским шербетом. Такого внимания не удостоился бы и сам сын падишаха. Белые руки Айбарши обвивали его шею, он пил мед из девичьих уст и, опьяненный любовью, забыл обо всем на свете.
Как раз в это время хан и главный визирь решили совершить помолвку Айбарши и Каралды. Но ханская дочь уже забыла Каралды. Она и слышать о нем не хотела.
«Сын визиря Каралды мешает нашему счастью, — сказала она Жомарту. — Родители хотят меня насильно связать с ним. Избавь меня от него».
Печальный Каралды в тоске и любовных муках бродил в этот час вокруг ее дворца и увидел выходящего оттуда Жомарта, Нет тайного, что не стало бы явным. Слухи о Жомарте дошли и до Каралды. При виде Жомарта им овладели гнев и дикая ревность:
«Ах, это ты, щенок, испоганил мое честное ложе! Получай же по заслугам!» — и он замахнулся на Жомарта острой саблей.