Он повернулся к шоферу:
— Ты возвращаешься в Алжир?
— Да, хотя мне очень хочется остаться.
— Можешь захватить меня с собой?
— Конечно.
— Только сначала я должен найти аварийную машину.
— Время терпит.
— Я помчался, — сказал Мурад, обращаясь к Амалии.
Она наклонилась к нему:
— Я не знаю, когда ты вернешься в Алжир. Завтра и послезавтра у меня куча свиданий. На следующий день мы улетаем. А что ты делаешь накануне вечером?
— Ничего.
— Где ты собираешься провести свою последнюю ночь в Алжире?
— Пока не знаю.
— Что ты скажешь насчет Зеральды?
— Это идея…
— Приезжай за мной в отель. Я буду там начиная с восьми часов.
Шофер двинулся обратно в Гардаю.
У владельца станции обслуживания нашлась совершенно новая коробка скоростей. Он обещал тотчас же отправиться в путь.
Желтое такси устремилось к плато по верхней дороге, проложенной над пальмовой рощей.
Шофер вел машину одной рукой.
— Устал? — спросил Мурад.
— Я кручу баранку с трех часов утра, и с трех часов она говорила без умолку.
— Кто?
— Старая англичанка. Вот уже десять лет я каждое лето вожу ее из Алжира в Гардаю и обратно. Она никогда не летает самолетом. Never[117], говорит. Она пишет мне два раза в год: на рождество и в марте, чтобы назначить свидание.
Шофер провел рукой по глазам.
— Засыпаешь? — спросил Мурад.
— Не имею права: у меня детишки, их девять.
— Если хочешь, я поведу машину. Разбужу, когда приедем.
— Вид у тебя еще хуже, чем у меня.
Мурад вытащил документы.
— На, взгляни на мои права, им уже двадцать лет… Легковые автомобили, грузовики.
Шофер искоса глянул на пачку бумаг.
— Ты из полицейской братии?
— А что, похож?
Шофер показал на угол документов с тремя цветными полосками.
— Это редакционное удостоверение.
— Ты пишешь в газете?
— Да.
— Каждый день что-нибудь выдумываешь?
— Иногда и правду пишу.
— Ты воевал?
— Как все.
— В газетах?
— И в армии тоже.
— Я думал, что те все погибли.
— В каком-то смысле так оно и есть, во всяком случае, в отношении меня это верно.
Шофер увернулся от пересекавшего дорогу, ко всему на свете равнодушного верблюда.
— Что ты сказал?
— Да так, ничего, — ответил Мурад. — Я разговаривал с самим собой… А ты-то сам не из полицейских?
— Пока нет.
— А говорят, будто все шоферы…
— Да о ком этого не говорят: и о гарсонах в кафе, и о мусорщиках, о прислуге, о бродягах, так что…
— Не много ли выходит?
— Пожалуй, скоро будет больше тех, кто следит, чем тех, за кем следят.
— Осторожней! — крикнул Мурад.
Они прошли всего в нескольких сантиметрах от серого «дофина», дымившегося на дороге.
— Все в порядке? — крикнул шофер в сторону «дофина».
— Пустяки, эти кастрюли греются, словно жестянки.
Вялый голос донесся с переднего сиденья, где видны были только волосы лежавшего водителя.
— Пьяный, что ли? — сказал Мурад.
— В пустыне полно психов, — заметил шофер.
В «Альже-Революсьон» никого не было, кроме постоянно дежурившей секретарши; она-то и рассказала Мураду, что за время его отсутствия произошла настоящая революция.
— На первый взгляд незаметно, — сказал Мурад. — Что случилось?
— Камель ушел из газеты.
— Куда?
— Обрабатывает пробковую кору. Разумеется, в качестве генерального директора. Остальное вы знаете лучше меня.
— Остальное?
— Кристина… Зинеб.
— Одна Кристина этого не знала.
— Кристина и я. Я не знала, что Камель ушел от нее и женился на алжирке. Кстати, она хотела повидаться с вами.
— Кто?
— Кристина.
— А Камель? Я надеялся встретить его здесь.
— Он у себя на даче.
— На даче?
— Этого вы тоже не знали? Он купил ее недавно, приобрел где-то неподалеку от Алжира, у моря. На прошлой неделе мы отпраздновали новоселье. Мешуи, шампанское — все как полагается. Словом, настоящая революция.
— Ладно, я пошел, если меня будут спрашивать, я у себя.
— Не забудьте про Кристину, — крикнула ему вслед секретарша.
Мурад велел шоферу ехать в Баб эль-Уэд.
Чтобы войти в свой подъезд, ему пришлось перешагнуть через нищего (он совсем забыл о нем), рядом группа европейцев тихо обсуждала что-то.
— В чем дело? — спросил Мурад у консьержа.
— Это по поводу вашего соседа… француза из дорожного ведомства. Он заболел. Говорят, и до утра не дотянет.