Быстрый взгляд, показывающий нам, что оно есть что-то,
…Учит, что исчезло, что произойдет.
Время, таким образом, оставляет человеку только прошлое и будущее — то, чего уже нет, и то, чего еще нет.
Но хотя время — это мимолетная точка, весь круг мира упирается в нее, и природа всего — временнйя. Обладая временной природой, все преходит. Все преходяще:
omnia fomnia, es ist alles fluchtig / nichtig / und nie gewichtig — всё сны, всё мимолетно, ничтожно, невесомо
(Абрахам а Санкта Клара)
Вновь Андреас Грифиус наиболее ярко выразил это ускользание времени и это ускользание вещей во времени: «человек — это снег, который скоро растает, и человек — это свеча, которая скоро погаснет, и жизни летит прочь, и те, что уже умерли, быстро уходят прочь из наших сердец — как забывается пустой сон, выпадающий из поля нашего внимания, как проносится поток, которого ничем не сдержать: имя, слава и честь исчезают, и всякое дыхание уносится воздухом, и наши потомки, как и мы, рассеются, как дым, развеянный ветром. У Грифиуса каждым глаголом подчеркнуто наставление — прочь.
«Сегодня, — писал Филипп фон Цезен в романе “Самсон”, — все сотворенные вещи уже давным-давно настолько утеряли силу своей цветущей юности, что отныне они как бы стареют со временем и делаются все более хилыми и слабыми», а «прародительница всех вещей» лежит почти «при последнем издыхании».
Но и у человека — временная природа, о чем он знает недостаточно или не знает совсем. Человек погружен во время, а время погружено в человека. Но человек «меньше, чем время»: время «вносит человека в себя» и бросает его: человек уходит, а время остается (Пауль Флеминг, «Мысли о времени»). По сравнению с обычной суровостью стихотворений о времени, написанных в эпоху барокко, диалектические затруднения стихотворения Флеминга завершаются какой-то патриархальной нотой, что касается его представлений о «времени без времени»: Флеминг такое время представляет как «времена», то есть как что-то, наделенное внутренней полнотой и событийностью, — Флеминг, разумеется, имеет в виду вечное блаженство, и получается, что «время, то, что без времени» придет, чтобы взять нас «в свои времена», — то есть вечность как «безвременье» отлично у поэта от времени «времен» вечного блаженства — «то» время никогда не исчезает.
Время есть что и ничто. Человек тоже есть что и ничто. Диалектические противоречия времени и временной природы человека толкают поэтов в сторону диалектического истолкования времени и вечности. Каждая поэтическая «индивидуальность» приходит со своим ответом и со своим решением. Но здесь нет времени как философской категории, а время в поэзии есть само время, как оно говорит в поэзии, так же как «ад» говорит в сонете Андреаса Грифиуса. Время, ад, вечность — это аспекты исторического, которое проникает в поэзию с ее ростом, созреванием, умиранием, — и поэзия, и история стоят под этим знаком мгновенной гибели, под знаком «мимолетной» вечности — и окончательной смерти или возрождения.
Грифиусу рисуется страшный образ ада, о котором нельзя рассказать ясно и членораздельно. Флеминг уводит к картине блаженства, где у времени будет отнято и время, и безвременье, а у «нас», людей», — наше «мы». У Лоэнштейна время царит над всем, но любовь и добродетель по крайней мере могут смешивать его карты. Наконец, Йоанн Шеффлер в своих эпиграммах взлетает так далеко, что его, в его диалектической гордыне, не может достигнуть обычный человек с его «ты»:
Вечность.
Коль скоро вечность кажется тебе дольше, чем время,
Так ты говоришь о муках, а не о блаженстве.
(II, 258)
Поднявшийся на свои вершины, поэт уже не различает время и вечность, начало и конец, смерть и жизнь. Наступает пора всяческих отождествлений, слияний всего в одно:
Сущность не измерить:
Нет ни начала, ни конца,
Ни центра, ни окружности, как ни стараюсь.
(II, 188)
Вечность.
Что такое вечность? Не это и не то,
Не теперь, не что, не ничто, она — не знаю что.
(II, 153)
Вечность не измерить.
Вечность ничего не ведает о годах, днях, часах:
Ах, я еще не нашел средоточия!
(И, 65)
В вечности все происходит одновременно.
Там, в вечности, все происходит одновременно,
Нет ни «до», ни «после», как здесь, в царстве времени.