Не смогли консолидироваться в прочный социальный слой ни интеллигенция, ни партийно-государственная бюрократия. С помощью охвата интеллектуалов официозными союзами и террора подлинные интеллигенты были уничтожены или превращены в маргиналов. На смену им пришли посредственности, преданные режиму полуинтеллигенты-конформисты («образованщина», по удачному выражению Солженицына). Тоталитаризм у власти, как показала Х. Арендт, неизменно замещает все первостепенные таланты фанатиками и посредственностями, «недостаток умственных и творческих способностей у которых остается лучшей гарантией их послушания».
Периодические чистки не дали возможности консолидироваться в подлинную властвующую элиту и партийно-государственно-хозяйственной бюрократии (номенклатуре). К концу 30-х гг. бюрократия «стала частью огромной массы работающих принудительно». Такое положение сохранялось вплоть до смерти Сталина в 1953 г.
Таким образом, гражданское общество в России в течение примерно двадцати лет после Октябрьской революции 1917 г. было разрушено с помощью национализации частной собственности, подорвавшей возможность человека действовать самостоятельно и проявлять личную инициативу, террора и охвата населения сетью официозных массовых организаций. Ликвидация дореволюционных классов, атомизация общества и рост социальной маргинализации привели к тому, что советское общество к концу 30-х гг. представляло собой, по словам Н. Верта, «общество разрушенных структур». Коммунистическая тоталитарная революция в России на своей «горячей» стадии (1917–1953 гг.) не только деструктурировала социум, но и аннигилировала традицию, уничтожила национально-исторические, моральные ценности и устои и денационализировала русскую нацию. В итоге сложилась «новая историческая общность людей», безнациональная нация – советский народ. Как и другие тоталитарные революции (1922 г. в Италии и 1933 г. в Германии), большевистская революция создала новый антропологический тип. «…Коммунизм в России и фашизм в Италии (я спрашиваю себя: и расизм в Германии?) имели одинаково денационализирующее действие на подвергшиеся им народы, – писал Г. Федотов. – Все новейшие революции создают один и тот же психологический тип: военно-спортивный, волевой и антиинтеллектуальный, технически ориентированный, строящий иерархию ценностей на примате власти… В нем нет ничего русского, немецкого, итальянского». Таким образом, большевизм принес русскому народу не только демографическую (гибель значительной части генофонда нации в 1917–1953 гг.), но и социокультурную и антропологическую катастрофу.
Появление асимметричной федерации на территории России имеет свою предысторию. В самом начале XX в. социал-демократы, рассматривая возможности решения национального вопроса в Российской империи, предложили образование национально-территориальных автономий, в рамках которых этнокультурные проблемы, в том числе языковые, решались бы демократическим большинством. Эта идея была отражена в Программе РСДРП (1903 г.) тезисом о праве наций (народов) на самоопределение, вплоть до полного отделения и создания своего независимого государства. Парадоксальная логика вождя большевиков привела его к выводу, что подобное право – необходимое условие процесса интернационализации пролетариата, интеграции народов в единую общность, лишенную этнонациональных различий. Кроме того, национальный вопрос в России усложнялся многоукладностью экономики, которая им же постоянно отмечалась. Если в центральных и западных губерниях развитие капитализма привело к межнациональной экономической интеграции и этнически дисперсному расселению, то многие народы Сибири, Северного Кавказа и Средней Азии находились на стадии родового строя. Но в данном случае он не обращает на это внимание и утверждает: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их». Естественно, находясь на такой позиции В. И. Ленин, критиковал концепцию национально-культурной автономии, наиболее подробно разработанную О. Бауэром. Им даже отрицалась целостность национальной общности: «Есть две нации в каждой современной нации – скажем мы всем национал-социалам. Есть две национальные культуры в каждой национальной культуре». Здесь нет необходимости в детальной критике этого положения. Но именно установка на поддержку только так называемой пролетарской культуры имела весьма негативные последствия.