В процессе постиндустриализации изменяется структура валового внутреннего продукта (ВВП) и занятости населения. Возрастает удельный вес услуг и видов деятельности, прямо или косвенно связанных с обработкой и использованием потоков информации. По разным оценкам, от 40 до 50 % всего активного населения развитых стран заняты подобными видами деятельности. И именно от степени информатизации материального и духовного производства, развития науки и образования сегодня непосредственно зависит и место каждой страны в международном разделении труда, и уровень благосостояния ее народа. Инвестиции в развитие образования и науки, т. е. в конечном счете вложения в формирование «человеческого капитала», творческого потенциала нации, в конце XX в. стали наиболее эффективными формами капиталовложений.
На фоне преобладающих тенденций мирового социально-экономического развития крайне тревожно выглядят тенденции, наблюдаемые сегодня в России. По своей сути они являются прямой противоположностью первым. Причем в отношении России речь идет даже не о замедленном накоплении «человеческого капитала» по сравнению с высокоразвитыми странами Северной Америки, Западной Европы и Восточной Азии, а о его деградации и полном разрушении. Согласно парламентским данным, сегодня приблизительно две трети населения России живет в бедности, а 35–40 % не имеет возможности полноценно питаться. В бюджете на 1998 г. доля расходов на образование предусматривается на уровне 3,4–4 %. Если соотнести эти расходы с объемом ВВП, то эта доля примерно соответствует доле ВВП, затрачиваемой на нужды образования в наиболее отсталых государствах Африки и Азии. По существу, разрушение «человеческого капитала», начавшееся еще в годы брежневского руководства, является сегодня главным социальным препятствием НТР в России.
Это обстоятельство активно используется (а по возможности и усугубляется) международной транснациональной финансовой олигархией, намеренной сохранить обширные зоны устаревшего индустриального производства с дешевыми человеческими ресурсами, а также попытаться решить острые проблемы (экологическую, ресурсную и т. д.) за счет территории России. Превосходство высокоразвитых стран в объемах и качестве «человеческого капитала», по сравнению с менее развитыми регионами земного шара или остановившимися, как Россия или ряд стран Латинской Америки, на индустриальной стадии развития, является основой их реального мирового господства. Так называемая либерализация экономики в ходе «реформ» (обернувшаяся, в частности, тем, что на смену государственным монополиям пришли частные, практически никем не контролируемые) при технологически устаревшей производственной базе, отсталой (преимущественно топливно-сырьевой) структуре отечественного хозяйства в действительности поставила Россию в заведомо невыгодное положение в системе международного разделения труда. Россия превращается в периферию мирового хозяйства, в государство «третьего мира». Неслучайно для так называемой финансовой стабилизации «реформаторами» были выбраны крайне примитивные схемы, использовавшиеся ранее для финансового оздоровления слаборазвитых стран «третьего мира». (Между прочим, еще не известен случай, когда эти схемы способствовали бы не только развитию, но даже чисто количественному росту экономики.) Правда, необходимо учесть, что такая экономическая политика обеспечивала эффективный контроль за денежными ресурсами той или иной страны со стороны международных банков и других финансовых институтов. Фактически Россия уже сегодня оказалась в состоянии финансовой зависимости от мировых банковских центров. Следует полагать, что при сохранении нынешнего социально-экономического курса правящих кругов Россия в скором времени также попадет и в технологическую, и в прямую экономическую зависимость от высокоразвитых стран. Очевидно, в этом случае решение вопроса о ее политической независимости будет лишь делом времени и управленческой технологии.
Очень часто в подтверждение правильности избранного курса «реформ» в России поверхностные наблюдатели и журналисты ссылаются на пример других стран СНГ. Радикальность и последовательность в проведении этих «реформ» преподносятся как основное объяснение того, почему положение в экономике России лучше, чем в экономике других бывших союзных республик (кроме стран Балтии). Между тем реальное объяснение состоит в том, что в России оказался более мощный потенциал сопротивления разрушительному курсу. Примечательно, что в докладах ООН 1990-х гг., посвященных человеческому развитию в разных странах, Россия по индексу человеческого развития занимает лидирующие позиции среди стран СНГ, находясь в одной группе с такими государствами, как динамично развивающаяся Южная Корея, Аргентина, Чили и Уругвай. Так, если средний уровень образования взрослого населения в России в первой половине 90-х гг. составлял девять лет, то на Украине только шесть. Другими словами, в России оказалось выше качество «человеческого капитала», поэтому и разрушение накопленного за прежние годы потенциала оказалось для «реформаторов» более трудным делом, чем в других бывших республиках СССР, хотя схемы «реформирования» бывшей государственной экономики повсеместно были выбраны почти одинаковые.