Если бы татары действительно облагородили русскую культуру и духовность, то, спрашивается, зачем бы русским было уходить в леса, в монастыри? В XII–XIV веках средоточием русской культуры и духовности как раз и становятся монастыри. Я бы назвал этот период в истории нашей культуры монастырским этапом. Он, во-первых, сумел сохранить от татарского поругания русскую духовность и православие. Хотя татары и не пытались уничтожать нашу религию, но и потворствовать ей тоже нигде и никогда не спешили. Во-вторых, монастыри сохранили русскую интеллигенцию того времени. Причем, не в пример нынешней интеллигенции, тогдашнее черносутанное сообщество уникум и книжников отличалось выдающимися примерами русского государственного патриотизма. Именно этот патриотизм, и это в-третьих, дал возможность иноку Филофею сформулировать идеологию не только всей русской государственности и всей нашей культурной и иной жизни: «Москва – третий Рим и четвертому не бывать».
Впоследствии марксистские перерожденцы, вроде Бердяева, которого за путаность мысли и постоянные перебежки из лагеря в лагерь называли Белибердяев, пытаясь скомпрометировать идеологию третьего Рима, выдвинул версию, что создание большевиками III Интернационала, якобы, есть развитие третьеримской идеологии и практики. Чушь несусветная. Сторонники III Интернационала представляли собой безродных космополитов, которым было не просто наплевать на Россию, пусть и советскую, а которые пытались нашу Россию превратить в хворост для разжигания мировой революции. Пусть погибает Россия, а революцию мне подавай здесь, сейчас и немедленно. Примерно таков был смысл речи Бухарина на VIII съезде РКП(б), когда решался вопрос о Брестском мире с кайзеровской Германией.
Культурная парадигма «Москва – третий Рим» возродила главное в культуре греческо-православной Византии, то, чем она и была сильна почти двенадцать веков, – идеологию симфонии властей, то есть славянско-православную идею разделения власти. Кесарю – кесарево, а Богу – богово. Власть правит мирскими делами, а церковь заботится о наших душах. И пока византийцы жили в согласии с идеей симфонии властей, никакие турки и прочие мусульмане ничего не могли с ними поделать. А как только подписали флорентийскую унию о единстве с католицизмом, как только нарушили позиции Православной церкви, так и началось. Достаточно почитать биографию византийской принцессы Анны Комниной, чтобы обнаружить глубину падения византийской элиты, мразь высшего властного слоя. У нас третьеримскую идеологию порушит Петр I. А до него его папенька, тишайший Алексей Михайлович, не поделивший власть с мордвином по национальности патриархом Тихоном. Но, слава Богу, в середине XIX века найдется в России умнейший человек, министр просвещения Уваров, который вдохнет жизнь в новую, не менее глубокую духовную доминанту русской культуры и государственности: «Православие. Народность. Самодержавие». Это позволит почти на целый век отсрочить падение романовской династии. Но – только отсрочить.
Петр I внес еще одну смуту в умы и сердца русских людей. Помимо духовного раскола, начатого его папенькой, Петр ликвидировал патриарший престол. С образованием империи в России не стало Патриарха. Его место занял коллективный орган – Синод, который к началу февральско-октябрьской революции 1917 года превратился едва ли не в сборище педерастов и лиц далеко не русского происхождения, которым опять-таки, как и деятелям III Интернационала, было наплевать на Россию.
Ликвидация в России поста Патриарха привела к так называемому женскому периоду правления в России, когда страной правили полу- и иностранки весьма сомнительного происхождения и времяпровождения. Отсюда и мужской фаворитизм, все эти бироны, минихи, остерманы, орловы, зубовы и несть им числа. А в культуре фактическая утрата национальных ориентиров и уничижительное заимствование западных образцов.
Наконец, Петр нанес и еще один удар по русской культуре и духовности, от которого она так и не оправилась по сей день. С него пошло деление на так называемых западников, то есть сторонников западной культуры, и славянофилов, которые с неменьшим упорством, чем западники, отрицавшие все русское, отрицали все иностранное, рядясь в мужицкие зипуны и рисуя красных петухов на воротах своих усадеб.
Этой дурацкой традиции бездумного заимствования отдал честь даже последний наш самодержец Николай II. В Московском Кремле он и императрица Александра венчались в нарядах прапрадедушки Николая – тишайшего Алексея Михайловича.
Конечно, говоря о влиянии петровских реформ на развитие русской культуры и духовности, нельзя не сказать и о сильной стороне его начинаний. Собственно, с него начались все преобразования, именуемые в научной литературе «модернизацией». Петр одним из первых провел то, в чем столь остро нуждалась Россия XVIII века, – создал отвечавшие современным требованиям армию, флот, промышленность, отчасти архитектуру.