— А сам архонт знает о том, что творит его внук? — спросил я. — Неужели ему всё равно?
— Не думаю, — ответил Кирилл, осушив второй стакан. — Хотя, если честно, пёс его знает. Но на всякий случай связываться не стоит.
— И что, его семья рада отстёгивать по восемь тысяч за шалости своего отпрыска? Они настолько богаты?
— Да никто ничего не будет отстёгивать. Дело просто замнут. Скажут, несчастный случай или что-то в этом роде. Ты видел, как полицаи пресмыкались перед ним? Уверен, это не впервые. Они же сами боятся, понимаешь?
— Да кто он такой-то? Простой охламон. И он будет полиции указывать? Это так работает?
— Потому что полиция не поможет, — потряс перед собой раскрытой ладонью Кирилл. — Какая, к пёсьей матери, полиция? Они для метэков и граждан. Тут должна работать служба эфоров. А до них дело не дойдёт.
— Значит, надо самим обратиться, куда надо.
— Да не знаю… Хочешь проблем с архонтом?
— Слушай, это архонту надо опасаться, что вот из-за таких недоносков против него ополчатся рода и выйдут из клана. Разве нет?
— Так-то оно так. Тоже верно, — неуверенно согласился Кирилл.
— Я скажу больше, — я решил подключить тяжёлую артиллерию. — Про «Ахейский союз» слышали?
— Ну… да… что-то слышали, — промямлили парни.
— Да, конечно, знаю о таком, — подтвердил Кирилл. — Вроде бы он запрещён, но не слишком.
— Что значит, не слишком? — сделал я удивленный вид.
— Князья же некоторые состоят в нём. Кто им запретит?
— Так вот, Григорий Мономах — один из тех, кто состоит в «Ахейском союзе», а союз это знаете кем контролируется?
— Кем?
— Птолемеями.
— Да ну? — теперь уже пришла очередь Кирилла делать удивлённый вид. — Думаешь?
— Я не думаю, я знаю. Кстати, знаю, и то, что ты, Кирилл, строчил жалобу по указке Гришки.
— Э, погоди, в смысле? Какую жалобу?
— Не притворяйся. Было же дело? Было. Сам видел, собственными глазами. Твои почерком написано. Дескать я тебя избил.
— Вот же… — Кирилл стушевался. — Да не Гришка мне велел это сделать, а отец. Я бы не стал писать. Извини, но родители сами мою рожу видели. Тут дело такое…
Ага, отец, так я и поверил.
— Ладно, — махнул я рукой, не желая слишком сильно прессовать парня. — Просто имей ввиду, что подобное в тайне от меня не останется. Так вот, про Птолемеев. Птолемеи намерены устроить восстание. Слышали, что наших дружинников обстреливают на южных окраинах? Пытаются спровоцировать нас, чтобы был предлог начать бунт против басилевса.
Начинало светать, а мы беседовали про Птолемеев. Ребята слушали меня, открыв рот. Для них эта информация была в новинку. А мне казалось, что им необходимо всё знать, что надо сколачивать что-то вроде собственного клуба, который будет направлен на защиту целостности нашего клана и борьбу с запрещёнными организациями, имеющими противоположную цель. Последний разговор с Никой Гордеевной окончательно прояснил для меня ситуацию. Да и Григорий Мономах не простит мне плевок в лицо. Если прежде он просто портил мне жизнь, сейчас, возможно, пойдёт на более радикальные меры. А ведь за ним целое тайное общество, а за этим обществом — наши враги.
Лишь под утро мы поехали домой. Мне, как самому трезвому, пришлось развозить ребят, потому их самих развезло не по-детски. А уже через пару часов следовало опять идти на уроки. Нелегка была жизнь гимназиста.
На другом фронте тоже происходили определённые подвижки. Мы с Настей и Андреем уже пару дней вели переговоры по поводу разведки на бывшем трубопрокатном заводе в районе Ставра, где базировались склады «Ахейского союза». Настя вылечилась и даже успела там побывать. Поскольку речь шла о том, чтобы поймать самого Никанора Птолемея, она требовала от нас помощи, а поскольку с Андреем связалась ГСЭБ через службу эфоров нашей филы и просила содействовать «внештатному сотруднику», дядя согласился и послал двух своих доверенных дружинников, чтобы они вместе с Настей провели разведку.
Я на этот раз не поехал. Надо было заниматься учёбой, а не всякой ерундой, плюс к этому я решил в свободное время устраивать себе тренировки, поскольку требовалось оттачивать навыки для полноценного применения собственной силы. К тому же в шестерницу должно было состояться заседание по поводу ситуации Инессы.
Поначалу Ирине не нравилось, что я присутствую на собраниях, посвящённым делам рода, но со временем она смирилась с этим. Я же постепенно вникал во всё происходящее, готовясь однажды взять на себя функции управления.
Так в четверг состоялось собрание в гранд этерии. Мне пришлось ехать туда сразу после уроков. Присутствовали Фёдор Васильевич, который и возглавлял гранд этерию, финансовый директор, Ирина, я и, молодой князь — дальний родственник, занимающийся торговлей электроникой. У него что-то не ладилось, и на собрании решалось, либо закрыть магазины, либо оказать материальную поддержку. Сошлись на последнем. Я ничего не говорил, только слушал и вникал. В конце концов, в будущем мне самом предстояло разбираться с подобными вопросами.
Так же на этой седмице Ирине пришлось утверждать два брака наших дальних родственников. В отличие от некоторых других родов с более жёсткими порядками, наш предводитель не принимал непосредственного участия в организации помолвок, однако он всё равно должен был давать согласие на вступление в брак членов семей.
Поскольку минимальным установленным требованиям оба брака соответствовали, Ирина, не раздумывая, утвердила их.
— А ты что думаешь по поводу своего будущего? — спросила она меня. — Тебе семнадцать лет, по закону можно заключать помолвку.
Ирина сидела в офисе за своим большим дубовым столом, а я, как обычно — в кресле напротив.
— А что, есть предложения? — спросил я.
— У отца твоего были какие-то мысли на этот счёт. Впрочем, я не интересовалась данным вопросом. Ты был довольно слаб, и это накладывало некоторые ограничения. Сам понимаешь.
— Конечно. Кому нужен в зятья слабак, верно?
— Но теперь ситуация кардинально изменилась.
— Согласен. Сейчас отбоя от невест не будет.
— В общем, подумай.
— Рановато, как по мне.
— В самый раз. До двадцати одного года данный вопрос хорошо бы решить.
— Подумаю, — ответил я, решив закончить с этим разговором.
Совершенно не хотелось связывать себя узами брака или помолвкой в столь молодом возрасте, но тут были свои обычаи, чуждые тому обществу, где мне довелось вырасти.
В шестерницу же собрались по поводу проблемы Инессы. Встретились перед ужином за закрытыми дверями в переговорной.
Сестра не присутствовала, были только Ирина, Андрей и, разумеется, я. Андрей, когда седмицу назад узнал о произошедшем, очень огорчился. Он хоть и являлся нам не самым близким родственником, но всё же чувствовалось, что он переживает и за меня, и за Инессу.
На низком столике перед нами стояли чашки с кофе и лежала папка с бумагами, которую принёс Андрей. Там были распечатки данных, присланных ему из СЭФ. Его собственная служба безопасности не имела такого уровня допуска, чтобы заниматься подобными вопросами, зато эфоры филы по требованию архонта относительно быстро нашли все необходимые сведения.
Оказалось, что Макаров Холмских в клане Комининых — два. Один — семидесятилетний старик, второй — пацан восьми лет. Ни тот, ни другой на коварного соблазнителя не походил, поэтому стало понятно, что парень назвался чужим именем. Зачем он это сделал, было неясно, тем более — почему не представился кем-нибудь из нашего клана? В любом случае, над конспирацией он подумал плохо, и по номеру телефона удалось выяснить его настоящее имя — Мирон Акрит. Парень оказался дальним родственником Антиоха Акрита — человека, дело которого вёл мой отец, и которого казнили по обвинению в убийстве княжеской семьи. Теперь всё встало на свои места.
Учился Мирон в государственном лектории, который располагался на территории нашей филы, но находился под юрисдикцией коллегии образования. Проживал на съёмной квартире неподалёку, чем и ввёл в заблуждение Инессу во время первой встречи.