Он не хотел оставаться один, как уверял Паоло, и очень много людей приходило к нему в первую неделю, а сиделка, родом с Ямайки, говорила, на этом этаже есть пациенты, которые были бы рады лишнему цветочку, и никто не боялся приходить, не то что раньше, подчеркнула Кэт специально для Эйлин, их теперь даже не отделяют от прочих больных, заметила Хильда, на дверях палаты нет предупреждения об опасности заражения, как было принято несколько лет назад, вообще-то у него палата на двоих, и он говорил Орсону, что старикан за занавеской (которому явно пора на тот свет, вставил Стивен) на самом деле даже не болен, так что, продолжала Кэт, ты бы правда сходила, проведала его, он будет очень рад тебя видеть, ему приятно, когда его навещают, ты ведь не потому к нему не заходишь, что боишься, правда? Да нет, конечно, сказала Эйлин, но я не знаю, что ему сказать, боюсь, что буду чувствовать себя скованно, а он обязательно это заметит и ему от этого станет хуже, так что никакого удовольствия я ему не доставлю, верно? Да он ничего не заметит, сказала Кэт, потрепав Эйлин по руке, и все совсем не так, не так, как ты себе представляешь, он не судит никого, и до того, что тобой движет, ему нет никакого дела, он просто радуется встрече с друзьями. Но я никогда, собственно, не была его другом, сказала Эйлин, ты его друг, ты всегда ему нравилась, ты говорила мне, что он с тобой беседует о Норе, я знаю, что я ему нравилась, он даже был мной увлечен, но он уважает тебя. Но, если верить Уэсли, причина, по которой Эйлин так редко приходила в больницу, была в том, что он никогда не мог полностью ей принадлежать, всегда у него уже кто-то сидел, а к тому времени, когда расходились одни посетители, успевали прийти следующие, она много лет его любила, и я понимаю, сказала Донни, какую горечь должна испытывать Эйлин, ведь если у него была когда-нибудь женщина-друг, с которой он не просто спал время от времени, а женщина, которую он по-настоящему любил, — и бог мой, сказал Виктор, как он сходил с ума по Норе, те, кто давно его знают, помнят, какая это была трогательная пара, два угрюмых ангелочка, — то, уж во всяком случае, это не она.
И когда те его друзья, которые приходили к нему каждый день, отловили в коридоре его лечащего врача, Стивен задавал наиболее грамотные вопросы, поскольку его знания основывались не только на тех историях, которые несколько раз в неделю печатает “Таймс” (Грег уверял, что бросил их читать, потому что больше просто не в силах), но еще и на публикациях в медицинских журналах, выходящих у нас, и в Англии, и во Франции, и был лично знаком с одним из ведущих парижских специалистов, автором широко известных исследований в этой области; но и тот сказал не намного больше, чем лечащий врач, которая ограничилась обычными отговорками: пневмония не угрожает жизни, лихорадка проходит, он, разумеется, еще очень слаб, но антибиотики действуют положительно, и ему придется провести в стационаре как минимум двадцать один день под капельницей, а потом можно будет начать новый курс лечения — она оптимистично оценивала возможность получить у него согласие; когда Виктор сказал, что раз у него нет аппетита (он всем говорил, когда его умоляли поесть, что у больничной еды какой-то странный металлический привкус), то, наверное, не надо приносить ему столько шоколада, врач только улыбнулась и ответила, что в таких случаях душевное состояние больного — фактор не менее важный, и если от шоколада он чувствует себя лучше, то и вреда тут никакого быть не может, Стивена это насторожило, как он потом признавался Донни, потому что хочется все-таки верить обещаниям и запретам современной медицины, вооруженной высокими технологиями, а тут успокаивающе сдержанный специалист по этому заболеванию, эта седая женщина, которую цитируют в печати, говорит как старомодный деревенский лекарь, который уверяет родных больного, что чай с медом и куриный бульон не менее важны для успешного выздоровления, чем пенициллин; возможно, это означает, сказал Макс, что они еще только прикидывают, как его лечить, и сами пока толком не знают, что делать, или, что вероятнее, вмешалась Ксавье, они просто ни черта не знают, а вот это правда, а что уж точно правда, сказала Хильда, бередя рану, так это то, что нет у них, у врачей, никакой надежды.