На путях могучего потока новых страшных религий, торжества новых кровожадных идолов — демократия (в том виде, в котором она есть) не плотина. Она может переучитывать свои реальные интересы и перераспределять партийные мандаты в парламентах. Она может подражать вождям и применять их методы работы. Она может не выпускать своих золотых запасов за границу и строить аэропланы, выдумывать какие‑нибудь удушливые газы…. вообще она может делать, что ей угодно главное то, что на современных путях её существования она не победит. И всего вероятнее, что так оно и будет, что события делают её обречённой. Духовная выхолощенность даёт свои плоды и…
Без религиозное человечество бесславно погибает!
Демон видя, что горница чисто выметена и пуста. Приходит и приводит с собой сильнейших и вселяется в неё. Ведь горница‑то действительно пуста. От чего ему не вселиться?
Учитывая всё, взвешивая всё, чему нас учит история, что, мы знаем уже со времён Герцена, что происходит на наших глазах и, кажется, что мы не можем ошибиться в диагнозе. Да собственно и ни для каких надежд места нет в этом природном мире. В потоке взаимного предательства, в потоке маленьких эгоизмов — рассыплется, развеется, распылится сегодняшний мир…
Завтрашний мир принадлежит Дракону.
И единственная искра надежды, которая остаётся в сердце, это надежда на некоторое Чудо!
Бухгалтерия говорит нам, что итоги подведены ею точно, сомнений нет. Ну, а быть может можно существовать и без бухгалтеров и без бухгалтерии, просто сжечь её книги, перепутать все приходы и расходы. Поверить, что в смертный час даже грешникам раскрывается небо, самые нераскаянные каются, немые начинают пророчествовать и слепые видят видения. Только в порядке такого чуда и можно ждать сейчас выхода, только на него и надежда. Человеческому, усталому сердцу трудно надеяться, да ещё на чудо, на нечто небывалое, не учитываемое. Слишком мы привыкли, что даже самые реальные надежды обрываются и гаснут, а тут требуется надеяться на нечто почти призрачное.
А всё же надежда есть. И есть некоторые намёки, только намёки, что может быть она не напрасна.
Если безбожное, арелигиозное человечество (трёх измерений) поймёт, что так жить ни один настоящий организм не может, если оно действительно, до самых своих последних глубин раскается, если оно вернётся в Отчий дом, (из которого ушло проклиная Отца!) если оно вновь поймёт, что перед ним лежит религиозный путь, что оно призвано стать БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, если оно отдаст себя в волю Творца, если оно поймёт ничтожество своих маленьких желаний, благополучий и эгоизмов, если оно наконец, скажет грядущим испытаниям, что это бич Божий (как был Атилла бичём Божиим) и, что оно само виновато в том, что этот бич нужен, — одним словом, если человечество припадёт к своим христианским истокам и обновится или расцветёт новым христианским творчеством и загорится новым христианским огнём, то тогда можно было бы сказать, что даже до самой последней минуты не всё потеряно!
Есть тонкие и еле видимые знаки, что надежда может быть не тщетной. Есть, во–первых, слабые признаки религиозного возрождения, которые охватывают, правда, лишь небольшую часть культурной элиты демократии. Есть, наконец, очень громко и мужественно звучащий голос различных церквей, отстаивающих свою истину против лжеистин новых религий. Есть странное и парадоксальное явление, заключающееся в том, что сегодня христианство не подвергается гонению лишь в странах демократических. Есть залог возрождения — мученическая кровь, испытания исповедников…
Как раньше, так и сейчас — КРОВЬ МУЧЕНИКОВ — «СЕМЯ ХРИСТИАНСТВА». Но всё это только слабые указания. Гораздо, например, громче звучит обратное, гораздо убедительнее улыбка какого‑нибудь политического деятеля, экономиста, историка, демократа, или фашиста — всё равно с которой он прочтёт эти или им подобные строки. Для него это некий мистический туман, от которого он с досадой отвернётся. И его не смутит, что вне этого тумана вообще никаких решений нету.
Вопрос стоит так: — или через покаяние и очищение безбожное, человечество вернётся в Отчий дом и засияет эпоха подлинного христианского возрождения, и оно почувствует себя Богочеловечеством, или же на долгие века мы обречены власти зверя, человекобога, новой и страшной идолопоклоннической религии.
Третье не дано. Но вероятнее, что осуществиться второе.
Париж, 1937 год
Крест и серп с молотом
Источник - http://mere-marie.com/
Тема этой статьи, — главным образом, о том, можно ли, при наличии известных оговорок, написать между словом «крест» и словами «серп и молот» союз «и», или при всех обстоятельствах надо поставить «или».
В наше время, как будто бы окончательно выясняется, что в мире борется две силы, — сила христианства и сила безбожного, воинствующего коммунизма, а промежуточное пространство между ними всё более исчезает, проваливается, в полном отсутствии воли и творчества. А от такой исключительности этих двух сил всё яснее их непримиримость, их несогласуемость. Вот почему делается яснее, что и между этими символами — между крестом, серпом и молотом — существует такая же несочетаемость, и равная взаимная непримиримость. На самом деле, если мы придадим серпу и молоту то условное значение, которое признают за ним коммунисты, т. е. «серп и молот» — символ диктатуры пролетариата, символ омытой кровью, вводимый железной рукой системой принудительного счастья, символ стирания и поглощения человеческой личности безличным коллективизмом, символ классовой братоубийственной войны…
К этому можно многое добавить, чего сами коммунисты не добавили бы, но что по существу прилепляется и связывается с этим символом: он говорит о рабстве, о насилии, о мертвечине, о ГПУ, о Соловках, — он кричит, — о церковных гонениях, о безбожной «пятилетке», — о всём том, что прямо противоположно христианскому отношению к жизни, к человеку, труду, поруганному творчеству, к искажённому историческому процессу, к отношениею между классами и многое другое, то тогда… Может показаться, что в заглавии этой статьи нужно поставить словечко «или», и считать, что такой насущной темы через «и» не существует?
Но это не так, потому как сегодня нужна и насущна подлинная идея серпа и молота, но очищенная от коммунистического извращения. Более того, самому Кресту необходимо, чтобы в мире воплотилась подлинная, а не фальшивая идея «серпа и молота».
Сейчас становится всё яснее, что известные слова «Интернационала» «…никто не даст нам избавленья… и добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой», — нуждаются в существенной поправке. Собственной рукой, да ещё железной и принудительной, никто ничего сегодня не добьётся!
Истоки творчества
Впервые опубликовано в журнале «Путь», № 43, 1934 г.
Текст воспроизводится по рукописи из архива Кривошеиных, Париж.
Откуда была сила у Самсона? Копил ли он её? Растил ли он свои мышцы ежедневными упражнениями? Стал ли непобедимым, и только тогда, в знак уже существующей силы, Господь велел ему не стричь волос?
Нет, у Самсона сила была не от упражнений, а от того, что так захотел Бог!
И чтобы в воле Божией не было никакого сомнения, знаком этой силы были не мускулы, а неостриженные волосы. Острижёт их — и сила исчезнет… хотя мышцы, может быть, и останутся. Так оно и оказалось. Остригла его Далила, — и не стало Самсоновой силы. Ослеплённый, замученный, измождённый Самсону оставалось только одно — чтобы волосы отросли, — и силы вернулись бы к нему обратно.