У одной крутые брови сходны с молодой луной,
А лицо другой — как праздник, счастья радостный восход.
При одной рабом послушным вечно служит Атаи, —
При другой — слугой, взвалившим на себя весь груз забот.
* * *
И Юсуфу в удел, я скажу, не досталось такой красоты,
Как Якуб, я все плачу по ней, утеряв дорогие черты.
Хоть горит, изнывая, душа в ожиданье любимой моей —
Все же лучше в тоске ожидать, но другим не отдать чистоты.
Почему хочешь взглядом убить, дорогая, раба твоего?
Без тебя эта бренная жизнь — воплощенье стыда и тщеты.
В судный день похваляется пусть благочестьем примерным народ —
Буду я восхвалять лишь любовь, весь во власти нетленной мечты.
Ты на бога надежды полна, я же всякой надежды лишен.
Как же ты мне надежды не дашь, что достигну твоей высоты?
Упрекаете душу мою: "Ты гяурку зачем полюбил?"
Мусульмане, душа ни при чем, это сердце сожгло все мосты.
В горе выйдет душа Атаи из несчастного тела, когда,
Похищая сердца всех людей, плавным шагом прошествуешь ты.
* * *
Влюбленных кыбла — лицо прекрасной, все говорят,
А брови — "кыбла михраба" — страстно все говорят.
Влюбленный жаждет твоих желанных коснуться уст;
Лицо любимой — тюльпан, согласно все говорят.
Пушок и родинка — то отблеск чистой души твоей,
Китайский мускус — так ежечасно все говорят.
По серебристой душистой коже тоскую я...
"Ты ртутью плачешь, томясь напрасно!" — все говорят.
Для глаз монгольских твоих — что лужи озера слез
Моих печальных — так громогласно все говорят,
Уста любимой — шербет уннаба, сказали мне,
И потому я в тоске, злосчастный, все говорят.
Твои ворота открою плачем я пред собой —
"Открой ворота в дождь, в день ненастный", — все говорят.
Монету сердца отнимет сразу твой первый взгляд —
Ведь он обманщик, колдун опасный — все говорят.
"Ты раб мой верный,- луна сказала, — о Атаи!"
"Дается имя на небе!"- ясно все говорят.
* * *
Меня одним ты наградила — ярмом страданий и забот;
Твоя любовь — всегда жестокость, твое великодушье — гнет.
О, как жестока ты к влюбленным, хотя за ними нет вины!
Тебе не кажется, что славы тебе твой гнет не принесет?
О, как мне трудно, дорогая, существованье без тебя!
А жизнь твоя во все мгновенья спокойно без меня течет.
Ты мне давала обещанья и мучала меня всегда, —
Жизнь близится к концу; когда же исполнить их пора придет?
О, как всегда мне не хватает очей, кудрей и уст твоих!
И бытие мое отныне небытием зовет народ.
С тобою разлучась, живу я,- великий в том проступок мой,
Но сердце грешное и ныне прощенья от любимой ждет.
Пусть Атаи на той дороге — ничтожество, взметенный прах, —
Он ждет: красавица однажды по праху этому пройдет.
* * *
Почему посмела красотою состязаться с милою луна?
Ведь любимая и солнца краше — будет здесь луна посрамлена.
Увидав, что никогда сравниться не удастся ей с твоим лицом,
Гурия в раю скрываться будет, и по судный день пристыжена.
Если ты среди игры любовной бросишь на людей лукавый взгляд,
Задрожат ресницы шаловливо — люди скажут, ты опьянена.
Много есть в стране красавиц дивных, похищающих сердца людей,
Но моим владеть навеки сердцем — эта власть одной тебе дана!
Искушение над искушеньем — брови над очами дорогой,
А лицо над станом — свет над светом, этим светом даль напоена!
С лика твоего сниму, рыдая, покрывало черное кудрей, —
Вечером распустится ли роза, если ливнем не орошена?
В красоте любимой видит бога Атаи, коленопреклонен;
Что дивиться, если лицезреньем слабая душа исцелена?
* * *
Я некой дивной пери увлечен,
Которой даже ангел восхищен.
Зухра любуется ее глазами,
А утро — Муштари — ей шлет поклон.
Сравню я кудри с войском Сулеймана,
Юсуф лицом прекрасной посрамлен.
Ее прекрасный стан сравню с душою:
Она идет — и мертвый воскрешен.
Пушок, как мускус, родинка, как амбра,
Благоуханьем вашим я пленен!