— Просто завершается утряска отношений.
— А мне насрать на ваши отношения! Я не хочу в них участвовать! Не хочу!
Следом за инспекцией Додекаэдра в редакцию устремились представители организованных группировок. Газете предлагалось сотрудничество в обмен на безопасность бизнеса.
— Мы не занимаемся бизнесом в том смысле, в котором вы его понимаете, — отвечал Артамонов всем по очереди. — А что касается безопасности, то давайте смоделируем ситуацию: Фаддей нарушил издательский договор и задолжал нам десять тысяч долларов, которые мы вложили в «Смену». Что вы сделаете с Фаддеем в целях возврата наших денег? Я вам отвечу — ровным счетом ничего. Это не тот случай. Монтировкой тут ничего не попишешь. Чтобы Фаддея поставить на место, нужно обойти его профессионально и пережить годами. Страшнее наказания для него не существует. Или, например, взять типографию — Альберт Смирный нам просто гадил. Или взять Додекаэдра… Вы можете порешать эти вопросы? Думаю, что у нас на это не хватит денег, поскольку вопросы деликатные и решаются по большей части мозгом. А мозг нынче дорог.
— Мне кажется, господа, — говорил Макарон бандитам, культурно их выпроваживая, — это вы должны платить нам.
Текст звучал правдоподобно и убедительно. Искатели партнеров по бизнесу понимали, что да — это, действительно, не тот случай. И оставляли «Лишенец» в покое.
Учредив информационное агентство, «Ренталл» начал приторговывать информацией. Базы данных забивались всем подряд — когда-нибудь пригодится. В ответ на это спецслужбы завели информационные папочки на учредителей. В «унитаз» зачастили люди из органов. Артамонов раскрывал им изнанку того, что объяснял делегатам от группировок — у «Ренталла» нет амбиций изменить ситуацию в регионе в смысле расклада власти. Если она сама не полезет на рожон.
— По большому счету, нам все по барабану, — говорил Артамонов. — Мы ничего не делаем, мы просто инсценируем.
Успокоенный требник от органов уходил.
— Интересно, кому все это надо? — чесал репу Варшавский.
— Что именно? — лениво проявлял участие Артамонов.
— Инспекция, бандиты, органы…
— Не переживай, на днях заявятся пожарные, СЭС, землемеры, электронадзор и гортеплоэнерго. И, если покажется мало, придет уличком с профессором оккультных наук на десерт.
— Я спрашиваю, кому это нужно? — вдумывался в жизнь Артур.
— Никому. Особенно ни к чему это губернатору, мэру, прокурору, Додекаэду, Шимингуэю и шефу от КГБ — никому. Зачем им всем наша неконтролируемая пресса?!
— Да позвоните вы куратору или дайте всей этой братве номер телефона! — расходился порой Варшавский, допустив руку к носу и дав ей полную волю. — Пусть все эти прихожане сами узнают, кто мы такие!
— Нет необходимости, — сдерживал напор Артамонов. — Если мы не выстоим без внешних подпорок, грош нам цена! Заметь, мы работаем в издательской нише, делаем личную жизнь и должны знать, чего мы стоим сами по себе. А обратиться за помощью к «крыше» всегда успеем.
— Я считаю, пора сказать всем залетным, что мы завербованы на более крутом уровне! Чтобы у них челюсти повыпадали! — не переставал настаивать Варшавский.
— Тебе уже объясняли, Артур, что у нас есть право обращаться в центр только в крайнем случае.
— Но пусть нам хотя бы подскажут способ, как этих граждан поставить на место!
— Да что тебя все подмывает сообщить о нашей охранной грамоте? притормаживал его Артамонов. — Надо делать так, будто мы сами по себе. Нам же сказали — звонить по крайней нужде.
— Принципалы хреновы! — мыкнул Варшавский. — У меня от безденежья иванчики в глазах! В животе бурлаки от питания, а вы все крайнего случая ждете! Если случая нет, его надо устроить!
— Ты лучше расскажи, где прибор? — спросил Варшавский.
— Где прибор, где прибор? В производстве!
— И давай с тобой договоримся: если тебе хочется чаще летать на родину за счет фирмы, зачем придумывать сложные зигзаги с фарцой?
— Если бы не фарца, нам всем не на что было бы жить.
— Да уж прямо! Вместо красной рыбы ели бы селедку! А Орехов занимался бы винокурением под «Приму», а не под «Мальборо». Вот и вся разница. А по большому счету — ничего бы не изменилось. Можешь легко перестать финансировать наши излишества, тебя никто не просит. Или тебе неудобно употреблять все это одному на наших глазах? Для меня такие вещи проходные, они вторичны, главное — развиться и удержаться на рынке. Чуть позже это автоматически даст остальное. А фарца скоро закончится, и перекидки товара выйдут из моды, потому что не смогут обеспечивать даже хлеб. Сейчас надо развивать базу, или, как учили на политэкономии, — товары группы А.
— Ну, и много вы наморосили этими товарами?! Я знаю одно — до сих пор мы жили на мои телодвижения.
— Не занимайся приписками, лучше расскажи, что с прибором и где деньги? Пора оплачивать телеоборудование. На носу выборы, нам нужен канал или программа. Если не захватим эфир, придется туго.
— С прибором проблемы — мой друг влетел, — признался Варшавский. Деньги подвисли.
— Не понял, — нахмурил бритый череп Артамонов.
— Проплатил за микросхемы в оффшор — и ни микросхем, ни денег, промямлил Артур.
— Прекращай говорить на своих дурацких алголах! Меня начинает это раздражать! Ты можешь ответить конкретно — какие перспективы по возврату денег?
— Не знаю.
— Что обещает друг?
— Окончательного ответа нет.
— Тогда ты летишь в Якутск и возвращаешься, если вырвешь деньги. Или не возвращаться никогда!
— Мы с Галкой можем уехать отсюда прямо сейчас! Я понимаю, у меня не пошли дела, акции РИНАКО ничего не дают, сделка по прибору провалена! Мне не везет. Здесь у меня никаких перспектив.
— Не смеем задерживать. Но есть одно но… Этому региону за время нашей совместной деятельности мы задолжали миллиард. Пиши расписку на треть суммы и катись!
— Ничего я писать не буду!
— Тогда тащи из дома технику, она висит на балансе! А после этого вперед и с песнями!
— А кто мне заплатит за годы, которые ушли ни на что?! За потерянное здесь с вами время! Я ведь остался ни с чем.
— Ты и был ни с чем! Ты сам принимал решение приехать сюда. Тебя никто не звал. Никто твоих моральных потерь оплачивать не собирается. Но мы находимся почти у цели, надо немного выждать — и все срастется.
— Я устал от вечного выжидания. Пашем здесь на каких-то непонятных кураторов!
— Меня тоже иногда подмывает бросить все дела и уехать на Селигер, закопаться там в сарае у воды и описать наши ходы с легкой иронией! поделился тайными желаниями Артамонов. — Но сейчас не до этого — мы почти у финиша. В принципе, нет ничего страшного в том, что пропали деньги. Меня пугает твое отношение к этому. Нет никакой беды в том, что мы не вернули «СКиТу» часть кредита, мы ведь запустили его в дело. И, случись неудача, виноваты не мы одни, потому что подписывались под бизнес-планом вместе с банком. Главное — «унитаз» стоит на месте, его никто не увел. Отделывай потихоньку, сдавай в аренду и возвращай деньги. А вот с твоим долгом, Артур, не поработаешь. Разве что бандитов нанять, но они заберут половину, а то и вообще все. Ты увел деньги не у нас, а из города, в котором они взяты. Деньги — черные, какие угодно — должны оставаться на месте и крутиться неподалеку. Только тогда можно довести задуманное до конца, никого не опасаясь. Эта мысль, что деньги кредитора рядом и не уплыли — успокаивает его. Он живет в иллюзии, что они вернутся. И, наконец, привыкает, что они уже — не его. И если деньги не пропиты и не протраханы, а пущены в дело, и, особенно, если дело это кредитору не ведомо — его начинает одолевать гордость, что именно на его деньги создано неведомое. И он всем говорит, что самолично выделил деньги на ловкую идею — на телестудию, типографию или на картинную галерею. Поэтому прав тот, кто обеспечивает перманентный напор идеи! Чтобы получилось дело, паренек, из него нельзя выводить оборотные средства. Их туда надо без конца подтягивать и вваливать, вваливать! Увод денег наказуем. Такое не прощается. Нас достанут и будут вправе наказать! Себе надо брать меньше, чем позволяет обстановка!