Боевая рубка. Взволнованный Сергей стоит перед Левашовым.
— Это не я, — оправдывается мальчик.
Левашов хмурится.
— На мостике, кроме вас, никого не было. Кто же тогда, если не вы?
Сергей от обиды готов расплакаться.
— Не знаю… Только я тревоги не объявлял… Здесь лежала книга… она давила на рычаги сигнала… Я ее снял…
Левашов берет из рук дежурного офицера раскрытый журнал, бегло просматривает записи. Его внимание привлекает запись от 18 октября 1941 года:
«14 часов 15 минут.
Капитан первого ранга Лавров тяжело ранен…»
На лице Левашова мелькнула какая-то догадка. Он закрыл журнал и положил его на стойку.
— Плохо несете службу, — говорит он Сергею. — Стоите на посту и не знаете, кто заходил в боевую рубку…
Сергей виновато опускает голову.
Левашов выходит из рубки.
— Сменить вахту! — приказывает он с порога дежурному офицеру.
Кубрик. Мальчики улеглись на свои койки. Кажется даже, что они уже спят. В тишине слышны только шаги Коркина — он проходит вдоль коек, заботливо поправляет на ребятах одеяла, выходит из кубрика. Как только старшина скрывается за дверью, мальчики сбрасывают с себя одеяла.
— Две минуты семнадцать секунд! — восторженно восклицает Дима. — Вот как умеет пятая рота!
В ответ раздаются веселые голоса:
— На то мы «севастопольцы»!
— Даже командиру понравилось!
— Пусть попробует так четвертая рота!
— Куда им!
— И Борису повезло, — говорит Дима. — На первой же вахте благодарность заработал!..
Борис словно не слышит этих слов — он лежит неподвижно, натянув на голову одеяло.
Неожиданно раздается предупреждающий возглас:
— Полундра!
Ребята мгновенно ныряют под одеяла.
Слышатся чьи-то шаги, затем в кубрик входит Снежков. Тревога оказалась напрасной, все поднимаются снова.
— Эх, вы, — обращается Федя к товарищам, — спите и ничего не знаете…
— А ты знаешь, как мы отличились? — спрашивает Дима.
— Отличились!.. За эту тревогу еще будет нам «благодарность»… — презрительно усмехнувшись, говорит Снежков.
Борис приоткрыл одеяло, взволнованно прислушивается к разговору.
— В чем дело? Что случилось? — спрашивают ребята.
— А то случилось, — огорченно сообщает Снежков, — что переполох устроил Столицын. Самовольно объявил боевую тревогу, а теперь отпирается…
— Столицын объявил тревогу? — удивился Марат. — Не болтай чепуху!.. Что он Степка Сковородкин, что ли?.. Да за такую глупость засмеют!..
— Ого! Еще как засмеют! — поддержали его ребята.
— Не верите? — Снежков махнул рукой и начал снимать фланелевку. — Из-за него всех ребят с вахты сняли…
— С вахты сняли? — испуганно восклицает Дима. — Ну, теперь нам четвертая рота прохода не даст!
Борис резким движением натягивает на голову одеяло.
Утро. В лучах солнца искрится широкий морской простор.
На палубе эсминца в ожидании отправки на берег выстроена пятая рота. Ее сменяет четвертая рота. Мальчики с грустью наблюдают, как на борт корабля поднимаются их старшие товарищи — бодрые, сияющие и, конечно же, уже прослышавшие про ночное происшествие на корабле.
Проходя мимо «потерпевшей крушение» роты, прибывшие задирают ребят язвительными вопросами:
— Отличились?
— Позабавились на почетной вахте?
— Бревно за мину приняли?
Дима, бросив на Сергея полный укора взгляд, молча грозит насмешникам кулаком.
Раздается команда Коркина:
— Пятая рота! По-взводно, по шлюпкам!..
Начинается посадка воспитанников на шлюпки.
Кабинет командира пятой роты.
— Есть у меня догадка, товарищ капитан третьего ранга, — докладывает Коркин. — Вот честное слово, можно вывести парня на чистую воду…
Левашов вопросительно посмотрел на возбужденного старшину.
— Это кого же?
— А вот слушайте. Случилась, значит, тревога — воспитанники построились. Заправиться как следует ребята не успели, оделись кое-как. А Лавров?.. Вот, думаю, молодец этот Лавров! У него даже ботинки…
— Зашнурованы?
— Вы тоже заметили?
— Нет, просто спрашиваю.
— Разрешите, я его допрошу, — просит старшина.
Левашов нахмурил брови.
— Не нужно.
— Прикажете к вам вызвать? — настойчиво продолжает Коркин.
— И вызывать не нужно…
Старшина в недоумении разводит руками.
— Как же быть? — тихо произносит он, не глядя на офицера, словно задает этот вопрос самому себе. — То ли дело четвертая рота — комсомольцы. Продраили бы парня на собрании — и все в порядке! А с этими малышами… И учи их, и требуй с них, — и все это, пожалуйста, по-деликатному… Просто ум за разум заходит!.. Что же делать?..