Дети удивленно шепчутся у забора:
— Кто это «Аврора» — она, что ли?
— Да не она, а вроде… это сравнение.
— Сам ты сравнение! Она же старуха, а не крейсер…
— Вот я как дам по уху, будешь знать, кто «Аврора»!
И затевается шумная возня, быстро переходящая в потасовку. Кто-то стукнулся спиной о забор. Забор зашатался. Закричали в несколько голосов:
— Подначку нельзя! Я Наталью Васильевну позову… Наталья Васильевна, Ленька рогаткой бьется!.. Наталья Васильевна!
Наташа Румянцева прощается у ворот с матерью Иванова.
— Приходите вечером в клуб, — приглашает Наташа.
— Приду, приду, красавица, — говорит старуха, — послушаю твой рассказ.
Большой клуб переполнен. В президиуме Хмельницкий, Ермилов, инженеры, среди рабочих в партере Иванов. Пот льет с него ручьем. Рядом с ним товарищи — Костя Зайченко и Томашевич.
Наташа стоит у трибуны. Она докладывает, волнуясь:
— Все наше — и сталь, которую мы варим, и машины, которые строятся из этой стали. Я счастлива, что живу в такое замечательное время и что в первых рядах моего поколения идут люди, подобные Алексею Иванову.
Аплодисменты.
Иванов разглядывает Румянцеву. Ему не верится, что она может сказать что-нибудь толковое.
Костя Зайченко, аплодируя, толкает Алексея в бок:
— Хорошего, Лешка, себе агитатора нашел.
Тот смущенно откашливается:
— Чорт ее знает, чего несет…
Слышен голос Наташи:
— На его глазах создавалась наша страна. Вместе с нею мужал и крепнул характер Иванова…
И мы пробегаем глазами по залу, по лицам сидящих.
Вот в первом ряду Антонина Ивановна, мать Иванова, рядом с ней другие матери и отцы, старики-сталевары с медалями и орденами на груди.
А дальше безусая молодежь, юноши и девушки, тоже с медалями и значками отличников, и совсем юнцы, фабзавучники, будущие мастера стали.
Все народ крепкий, сильный, веселый.
Взгляд Иванова неотступно и восторженно следит за Наташей.
Зайченко толкает Томашевича в бок, обращая его внимание на Иванова.
И Томашевич шепчет Алексею на ухо:
— Ты где же с ней успел познакомиться?
— Да я даже и не знаком.
— Откуда она о тебе знает? И любознательный, и часы починил, и то, и се…
— Шут ее знает. Я не знаком.
— Не ври. А я думал, что мы одни с Костей Зайченко по ней страдаем; оказывается, и ты нашего полку, брат.
— Да отстань ты! — морщится Иванов, но взгляд его не может оторваться от Румянцевой.
Зайченко огорченно шепчет Томашевичу:
— Пропал наш с тобой концерт, Витя! Слыхал, как она о нем? И герой, и человек будущего…
— Погоди, Костя, вот как ты споешь, а я сыграю новую вещь, она и о нас так говорить станет. Ей-богу! А это ж она по обязанности, общественная нагрузка!
Румянцева продолжает:
— Я очень волнуюсь, потому что никогда не произносила речей, и я думаю, что вы тоже за меня волнуетесь. Я сейчас закончу. Вот что я хочу сказать, товарищи… Кто привел нас к победам сегодняшнего дня? Кто открыл перед нами все возможности? Вы знаете, о ком я думаю. Но я сейчас вот что хочу сказать: для меня было бы величайшим счастьем увидать его и сказать ему, что я… но поскольку это невозможно… я просто скажу: да здравствует товарищ Сталин, породивший нас для великой и счастливой жизни!
Зал поднимается рукоплеща. Возгласы: «Да здравствует товарищ Сталин!», «Сталину — ура!»
Вестибюль клуба. Здесь очень оживленно. Появление Наташи Румянцевой, Зайченко и Томашевича встречается аплодисментами. Наташа, взволнованная выступлением, аплодисментами, говорит своим спутникам, как бы оправдываясь:
— Как смогла, так и сказала…
Навстречу выходит Алексей Иванов, его мать и Ермилов.
Наташа шепчет Томашевичу:
— Это его мама…
Мать Иванова подходит к Наташе и, обняв ее, говорит:
— Ну и соловей, ну и оратор. Уж так уважила, так уважила нашу фамилию. Алеша, ты бы хоть спасибо сказал Наташе…
Алексей, пожимая руку Наташе, говорит:
— Разрешите поблагодарить от всего сердца. Своим докладом вы меня просто в краску вогнали.
— Ну, что вы… Это я должна вас поблагодарить за великолепный рекорд.
Томашевич берет под руку Наташу:
— Разрешите в качестве подшефного музыканта проводить вас домой.
Алеша, отстраняя Томашевича:
— Нет, брат, сегодня уж буду я провожать, так сказать, в качестве подшефного сталевара.
Все кругом смеются. Иванов берет под руку Наташу и, уходя, говорит матери:
— Мама, иди домой, я скоро буду.
Улица перед домом Наташи. Идут Наташа и Алексей. Наташа на ходу декламирует:
и, остановившись, смеясь, спрашивает Алексея:
— Кто это написал?
Алексей, смутившись и неловко переминаясь с ноги на ногу, только промолвил:
— Это?..
Наташа смеется:
— Это Пушкин написал.
— Может быть, Пушкин.
— А вот это? — и, взойдя на крыльцо, Наташа декламирует:
— Маяковский!
— Правильно, — говорит Наташа, несколько удивившись.
— А это ваш дом, да? — в замешательстве обняв водосточную трубу, спрашивает Алексей.
— Да… Может быть, зайдете к нам?
— Да нет, уже поздно, — отвечает Алексей, посмотрев на часы. Они прощаются.
— Большое вам спасибо, — говорит Алексей. — До свиданья.
Наташа входит в дом, подходит к окну и видит, что Иванов, забыв выход из палисадника, идет вдоль дома. Выглянув из окна, она, смеясь, окликает:
— Товарищ Иванов, а вы не туда пошли.
— А где выход? — спрашивает Алексей, подойдя к окну.
— Там, — указывает на калитку Наташа.
Иванов, порывшись в карманах, достает два билета:
— Наталья Васильевна, пойдемте завтра на концерт. Вот у меня два билета, — и протягивает ей билеты.
— Спасибо, — говорит Наташа. — Я с удовольствием пойду. Только вы заходите за мной.
— Да нет, уже вы сами приходите, я буду ждать, — смущаясь, отвечает Алексей и, снова прощаясь, наконец уходит.
На концерте Алексей сидит рядом с Наташей, но, как ни странно, ему скучно и неуютно. Музыка не понятна ему и, видимо, невероятно утомляет. Желание вздремнуть так сильно, что он едва сидит. Глаза против воли смыкаются.
— Ох, ей-богу, хуже, чем в ночной смене! — наконец, произносит он вслух, и Наташа, зашикав на него, беззвучно смеется.
Она вся поглощена музыкой и тем вниманием, которое оказывал ей со сцены Томашевич. Он ей одной улыбался и кланялся, и для нее одной играл.
Закончилось первое отделение, и все направляются в фойе. Томашевич не отходит от Наташи, они с увлечением говорят о Чайковском, и Алексею не удается вставить ни слова в их разговор.
В это время подбегает Костя Зайченко, разодетый, как жених, с цветком в петлице.
— Выпьем по кружке? — предлагает ему Алексей.
— Что ты, что ты! — машет Зайченко руками. — Мне сейчас выступать.
Оставив Алексея одного, он убегает не оглядываясь.
Подходит Хмельницкий и, окинув взглядом обстановку, сразу определяет положение.
— Не светит твое дело? — спрашивает он Алексея сочувственно. — Ну, ну, не гляди быком, я к тебе с сердцем.
Он берет Алексея под руку.
— Ты смотри… не снижай темпов наступления… всем фронтом, понятно?.. Сталь музыку всегда переспорит. Держись крепче.
Алексей неприязненным взглядом окидывает Наташу и Томашевича.
Раздается звонок, народ повалил в зал, и Томашевич, взяв Наташу под руку, увлекает ее вместе с другими, а Алексей, прячась за спинами людей, идет следом.