Слоан достала из шкафа свое платье и повесила его на дверцу. Это было золотое, расшитое бисером платье в стиле двадцатых годов. За счет вышивки весило оно солидно, поэтому она собиралась надеть его в последний момент перед выходом. В обычный день она не стала бы утруждать себя такими причудами, но Слоан любила официальные приемы, хотя и не призналась бы в этом никому и никогда. Раньше она даже пряталась в ванной, чтобы посмотреть один из роликов в инстаканале Эстер, где на уроках красоты она учила правильно подводить глаза. Слоан не пережила бы, если бы Эстер когда-нибудь узнала об этом секрете.
Облегающий фасон платья вынуждал Слоан надеть на себя предмет одежды, которого она боялась больше всего на свете: корректирующее белье. Величайший помощник всех женщин, испытывающих неудобства в связи с небольшими проблемами, связанными с фигурой, со времен корсета. Меньше всего ей хотелось просыпаться по ночам из-за того, что на всех сайтах будут под микроскопом рассматривать ее располневшую талию, обсуждать состояние ее матки. Скандалы, сплетни, связанные с беременностью, преследовали ее с тех пор, как они с Мэттом стали жить вместе.
Она не смогла найти корректирующее белье ни в ящике с нижним бельем, ни в ящике с носками, поэтому повернулась к шкафу Мэтта. Иногда ее вещи терялись в море черных боксеров, которые он любил. Она порылась в глубине ящика, и ее пальцы наткнулись на что-то маленькое и твердое.
Маленькая коробочка, размером с ее ладонь. Черная.
«Блин».
Слоан взглянула на дверь – все еще закрытую, за ней в коридоре не наблюдалось никакого движения. Вот и славно. Она открыла коробку. Внутри, конечно, было кольцо, но не простое кольцо – старомодное, усеянное пиритами вместо бриллиантов. Он помнил, какие украшения она любит, хотя никогда не носит их.
Она захлопнула коробку и сунула ее обратно в ящик, в горле встал комок. Она, конечно, знала, что это значит: он собирается сделать ей предложение. Скорее всего, затягивать он не будет, иначе бы он нашел место более надежное, чем ящик нижнего белья, в который она может залезть. Учитывая его любовь к красивым жестам, он, вероятно, сделает это на торжественном вечере.
Слоан затошнило от страха. Она открыла дверь и выглянула в коридор. Мэтт разговаривал по телефону, вероятно, со своим помощником Эдди. В его календаре не было ни одного свободного дня. Только на этой неделе он был модератором круглого стола по вопросам, связанным с лишением свободы, присутствовал на мероприятии по сбору средств для школы в Вест-Сайде и встречался с сенатором на тему финансируемых государством консультаций для выживших после столкновения с Темным с ПТСР. Скорее всего, он еще какое-то время будет говорить по телефону.
Она снова закрыла дверь и села на край кровати, глядя на таунхаус напротив, в то окошко, в котором круглый год висели яркие голубые фонарики.
Слоан достала телефон и набрала номер, по которому не звонила уже давным-давно. Она звонила маме.
– Алло? – Голос Джун Хопвелл звучал резко, как обычно.
– Мам?
– Слоан?
Слоан нахмурилась.
– Да, это я, если только у тебя нет других детей, о которых я не знаю.
– Видела тебя сегодня утром по телевизору, – сказала Джун. – Ты уверена, что не хочешь пересмотреть свою политику «никаких автографов»? А то такое впечатление, что за тобой волки гонятся.
– Да, мам. Я уверена, – Слоан была совершенно уверена, что ее матери все равно, раздает она автографы или нет. С тех пор, как она победила Темного, мать пристально оценивала все, что делает Слоан, возможно, пытаясь максимально повлиять на дочь всеми своими родительскими силами, пока Слоан не стала слишком взрослой для этого. В конце концов, вся юность Слоан прошла мимо Джун, поскольку она не моргнув глазом вписала своего ребенка в таинственный правительственный проект.
– Послушай, я хочу кое о чем с тобой поговорить, – сказала она. – Я только что нашла кольцо в ящике с нижним бельем Мэтта. Обручальное кольцо.
На другом конце воцарилось молчание.
– Ну, хорошо. И что?
– И что? – Слоан хлопнула себя ладонью по лбу. – Да я с ума схожу!
– Сло, вы живете вместе уже десять лет.