Дядя Яков, будучи распорядителем работ на папиных стройках, помимо того что рисование преподавал, то есть вполне достаточно зарабатывая, чай вприкуску пил и недогрызок в карман отправлял — можете себе представить! Так вот: не с него ли на папу эту милую черточку Миша распространил? Потому что о какой же скаредности папиной может идти речь, если только и делали, кажется, что помогали всем! Я уж не говорю о стариках. Но и старшему брату Петру отказа не было на его прошения. «Дорогой брат Вася! Пришли сколько сможешь…» и дальше шло либо: «…по случаю крестин», либо: «…по случаю поминок»! Детей у дяди Петра не счесть сколько было.
Как у папы — должностей.
И теперь найдутся, у кого можно спросить, кто такой Василий Павлович Листавничий. Он и архитектор киевского округа путей сообщения, и старшии преподаватель художественного училища, им и книжки написаны («Курс строительной механики», «Печное дело»). А строительств по подрядам — и не только в Киеве, но и в Нежине и в Новограде-Волынском!..
Чтобы дали кусок проглотить, телефон отключать приходилось. Одним словом, неба зря не коптил! И каким развеликим ни будь Булгаков (не возражаю), не на одних Булгаковых мир держится.
А если вспомнить, из какой нищеты-темноты выбрался! «Что ты карасин жжешь, Васька! Ложись, тебе говорят!» — этих слов матери, сам отцом стал, забыть не мог.
Соболями-то ведь не отец — дед папин щеголял. Церковь Петра и Павла на Подоле, что Ирочка вам показывала, дедом поставлена была — «Радением и на средства купца первой гильдии Василия Васильевича Листавничего». Кожевенное, шорное и гвоздильное дело держал на широкую ногу. Но к концу жизни пошатнулось оно у него, а поправить не сумел и совсем в трубу вылетел. Все, что осталось от капитала и досталось наследникам — это деревянный домишко на Батыевой горе. Тут-то «карасин» и стали наперсточком отмерять. Тоже винить нельзя.
И учился папа на свои — по урокам бегал.
Репетитором и в семью провизора Рудковского вошел, владельца аптеки. Она и теперь — аптека. Угол Житомирской и Владимирской. Дети Рудковского — Виктор и Генриетта — и стали впоследствии моими сводными братом и сестрой…
Сорокалетний красавец-поляк Рудковский влюбился в девятнадцатилетнюю армянку, оставил жену с детьми, уехал в Полтаву. А жена его обвенчалась со вчерашним студентом, теперь молодым инженером Листавничим.
Вот еще что за роман услышали вы в доме № 13! Жаль, не от самого Василия Павловича слышите: рассказывать любил — медом не корми. Ваша покорная слуга и этим в него вся.
Дальше. Подольское восстание 1863 года возглавлял, как известно, генерал Хлопицкий. Так вот: в том же 1863 году родилась у него внучка — это моя мама.
— Ого! — говорю, — кто скрестился в вас! Русский купец и польский бунтарь. И что же, не взыгрывают то тот, то другой?
Голос Ирочки с кухни:
— Взыгрывают, взыгрывают!
Инна Васильевна ей:
— А ты бы лучше на стол накрывала, чем подслушивать.
А мне шепотом:
— Взыгрывают. Купец чаще.
И продолжает:
— По маминой линии еще одна знаменитость имеется — основатель и первый директор Одесской консерватории Витольд Иосифович Малишевский. Мамин двоюродный брат, мой одесский дядя. Окончил он математический факультет Киевского университета. Уехал в Петербург, поступил в Военно-медицинскую академию. В одном семейном доме услышал его импровизацию на рояле Римский-Корсаков и пригласил в консерваторию. Окончил ее Витольд Иосифович одновременно с Глиэром. В 1920-м эмигрировал в Польшу. Помогал нам первое время, пока не стало чревато… Потом и от переписки отказаться пришлось. Нелегко это было маме: всю молодость рука об руку прошла с ним. Мама ведь тоже прекрасно музицировала.
Так что в женитьбе Василия Павловича на даме с двумя детьми нет оснований усматривать что-либо зазорное.
Молодой, энергичный инженер, он скоро встал на ноги и первым делом приобрел вот этот вот дом. А хозяйничанье начал с выдворения из надворного флигеля черносотенной газетенки «Двуглавый Орел». Чтобы поселить в нем сметчика своего, крестного моего Шульгина.
Бездетные Шульгины и привечали нас — и меня, и Лелю, и Колю, и Ваню. Он, любитель-астроном, прогулки по звездам устраивал нам. Я и теперь карту неба лучше географической знаю. Она в плохую погоду плед расстилала нам в «блошки» играть. Но особенной любовью их пользовался Коля Булгаков. Колю попросить что-нибудь — все равно что одолжение ему сделать. Палец обрежешь, кто за йодом побежит? Коля.
Мишиной жене корзину помочь нести с базара — Коля… И до чего же любознательный был — все его интересовало! Иначе как ученым и не представляю его себе. Он и стал в Париже профессором Пастеровского университета. А это вам не на балалайке в ресторане играть. Хотя зря, пожалуй, я так. Но один случай запомнился, который я потом оценила.