Другие, напротив, ссылались на поведение того, со свистком. Возможно, ему было поручено отправить нас в бараки, к остальным, или вывести на проселок, чтобы всем нам вместе с ними топать на запад. И вот, прыгая как робот, он уже совсем рядом с нами услышал из громкоговорителя, что — а как же иначе — что русские уже на подходе. Лишь тут мы рискнули поглядеть друг на друга, улыбнулись осторожно, закивали ободряюще и зашептали: «Русские, русские!» Но при этом мы все так же робко оглядывались по сторонам, словно с нами был кто-то, кто нас слушал, контролировал выражение наших лиц; «выведешь меня из ада!» — теперь старик заплакал.
Наконец я съехал со своей компостной кучи, побрел, покачиваясь, через ямы и камни в сторону кухни. Черепицу с крыши смело, частью треснувшие балки свисали с крыши, кругом валялись планки и доски, вид был такой, словно чей-то кулак обрушился на полупустой спичечный коробок. Я перелезал через завалы, одолевал небольшие воронки. С накренившегося стропила свисал, трепыхаясь на ветру, черный флаг — одна из эсэсовских шинелей, которую мы использовали как подстилку для мелких деталей машины. Воздушная волна смела с плиты все как есть, алюминиевые котлы валялись на полу — но что-то так и осталось лежать на плите, что-то окровавленное, желтоватое — кусок мяса. И наконец я осмелился опознать этот предмет: это была человеческая рука. Желудок стиснула судорога — а может, не желудок, а сердце. Но, сжав зубы, я протянул собственную руку и прикоснулся ею к лежащей руке. И закрыл глаза. Когда же я снова открыл их, мой взгляд переместился в угол кухни: он все еще был здесь, цементный цоколь, на котором раньше стояла колбасная машина — монумент надежности. Я думал об этом, как о чем-то давно минувшем, как об историческом событии. Эта мертвая рука вынула из машины мотор в присутствии машиниста. Словно нуждаясь в свидетеле, я возвел глаза к грозно нависшим балкам. И тут меня охватил страх, как бы что-нибудь не отделилось и не упало прямо мне на голову. Но ничто не отделилось и ничто не упало. Я невольно подумал про того древнего грека, который единственным смог невредимо выбежать из рушащегося дома, и мысленно повторил его сказанные при этом слова: «О Зевс, какой конец высокий ты уготовил мне!» Но потом я энергично замотал головой и еще раз перевел взгляд на одинокую руку, лежащую на плите. Я должен побывать у его жены, подумал я, а его компаньон… я должен — колбасная машина должна… мы никогда больше не должны… Мысли мои ползли и заплетались, как мои ноги. Наконец я заметил, что два товарища подхватили меня с обеих сторон и повели вдоль цветочных рабаток. А примерно в полдень пришли русские.
1951
АМЕЛИЯ
Когда большой кабриолет небесно-голубого цвета медленно скользил в сторону Катени по прибрежному шоссе, унизанные бисером нити занавесок на дверях, призванных не пропускать внутрь мух, пришли в блестящее и звенящее движение, а люди, едва завидев машину, пробуждались от своей почти уже послеобеденной дремоты и говорили: «Маркиз вернулся!» Машина плыла мимо домов, сквозь орду восторженно ревущих мальчишек, как лодка на темной волне — по клавиатуре, состоящей из света и мрака, так что и сама она, то на ярком солнце, то в тени, казалось, вздрагивает. Когда же позади остались дома Катени, а кабриолет как раз подъехал к развилке, где от прибрежного шоссе отделяется дорога на Катени суль Монте, все и произошло: мужчины, стоявшие на краю поселка перед мастерской автомеханика, услышали металлический лязг и увидели, как машина Нарни неподвижно застыла на повороте. Лязг прозвучал для них будто выстрел стартового пистолета, и в мгновение ока крикливая и жестикулирующая толпа обступила голубой кабриолет, который пробил передним бампером невысокую каменную оградку и завис правым колесом над бездной, высоко над морской волной. Мужчины несколько раз окликнули маркиза по имени. «Нарни, Нарни!» — кричали они и трясли за плечо поникшую над рулем фигуру. Когда Нарни наконец поднял голову, механик снаружи ухватился за руль и вывернул его так, что собравшиеся могли теперь снова сдвинуть машину на шоссе. Нарни уронил прижатые к лицу руки и, наклонив голову, вполголоса принялся что-то втолковывать своей спутнице, которая сидела с закрытыми глазами и улыбалась своим мыслям, а мужчины тем временем глядели поверх обрушенной ограды в глубину, где разверстая пасть прилива угрожающе выставляла напоказ черные базальтовые клыки.