Хадрах со вкусом рассмеялся.
— Вот и пришлось мне самолично пристрелить это дьявольское жаркое позавчера, благо, Маура не разводит петрушку. Но как он подвернулся под мой выстрел — такое ни с одним охотником не может случиться дважды. Я просто должен тебе про это рассказать. Итак, представь себе, стою это я, позавчера, во второй половине дня, среди подлеска, почти на опушке, можно сказать, смотрю прямо перед собой, и тут — от меня не будет и ста шагов — передо мной стоит он, мой черный дьяволеночек, выходит из чащи под открытое небо, на плохонькую такую полянку. Я-то вообще ни разу его толком не видел, разве что в мечтах и во сне, между прочим, тоже. А тут я бродил по лесу от силы минут десять и вообще не думал об этом, думал я, скорей, про хлопок и про американскую финансовую поддержку — а он возьми да и возникни передо мной, мой излюбленный враг. Я сохранил спокойствие, а про себя начал раздумывать: подлеском мне здесь не пройти, к тому же ветер будет дуть с моей стороны. Должен еще добавить, что ходил я без собаки. Просто хотел подышать свежим воздухом. Тогда я поворачиваю, крадусь вдоль опушки, пригнувшись, обхожу всю поляну, выхожу наконец в чистое поле и тем самым занимаю желанную и в самом деле идеальную исходную позицию: за спиной у меня низкое солнце, ветер дует мне в лицо. Я осторожно приближаюсь к полянке. Выйдя на мягкую почву, я перестаю слышать звук собственных шагов, разве что биение сердца всякий раз, когда я останавливаюсь. Передо мной лежала моя тень и неслышно передвигалась по поляне в ритме моих тихих шагов. Острая, двигающаяся вперед, она выглядела довольно угрожающе. И тут я снова его увидел. Он сидел от силы в пятидесяти шагах от меня, этот черный убийца, и отгонял мух. Мой егерь наверняка решил бы, что он как раз ведет разговоры с сотней своих невидимых шершней. Голова его была устремлена в мою сторону. Я остановился и поглядел в бинокль. Вокруг него золотисто трепетали вьюнки. Время от времени олень мотал головой, чтобы отогнать комаров. При этом движении оба его длинных, гладких, серо-черных копья всякий раз сверкали молнией — это были отсветы заходящего солнца, которыми олень и наслаждался, проникшись вечерним легкомыслием. Я опустил бинокль, поднял ружье и сделал еще несколько шагов. А олень продолжал невозмутимо сидеть, отгоняя комаров. Все ближе подступала к нему тень моей головы — но ничего! Продолжалась сьеста, раздумчивая, полусонная великая сьеста, после которой уже вообще ничего не бывает. Ибо слишком прекрасен и наполнен был кончающийся день. На какой-то миг меня искусило желание кашлянуть, спугнуть его, этого погруженного в истинно субботний покой старого злодея, который столько раз скрывался от меня, а теперь вот не замечал моего присутствия. И тут я смекнул, — солнце, разумеется, стояло у меня за спиной, — что он меня просто не видит. Вот как оно бывает, когда темная судьба вплотную подойдет к нам: наша грудь и наше лицо уже ощущают ее холодную тень, а глаза все еще ослеплены светом, который стоит за ней, — мелькнуло у меня в голове. Именно эта мысль заставила вздрогнуть мою руку, когда я нажал курок. Олень вскочил, словно сама земля подбросила его. Я полагал, что он тотчас рухнет в траву, тогда как на самом деле он большими прыжками достиг леса и исчез в нем. Я мог пройти по его следу — он истекал кровью. Красный след я подкрепил заметами на деревьях, там и сям обламывая по ветке. Но потом — и это была его последняя хитрость — он откочевал, я хочу сказать, убегая от меня, он пересек границы моего участка.
Мой сосед пометил эти границы двумя рядами проволоки, простой, не колючей. Да и к чему? Закон и без того извивается словно дурацкая колючая проволока вокруг каждого участка, я хочу сказать — закон о следовании за дичью. Закон такой же дурацкий, как и его название. Следовало бы говорить: закон о преследовании дичи, но и от этого он бы не стал менее дурацким. Ты только представь себе: этот закон запрещает мне преследовать подранка за пределами моего участка и забирать его оттуда. Допустимо это лишь в том случае, если между мной и моим соседом в письменном виде уговорено, короче, если подписано соглашение, все равно как между двумя государствами, уговорившимися о двухсторонней выдаче эмигрантов.