Неужели только и жизнь, что ходить из редакции в редакцию впечатлеваться постоянно не одной действительностью, а передовыми статьями и фельетонами?
Послушайте, знаете, сколько я счетом годов прожил в столицах из 58-ми лет моих? Сейчас сочту: оставим раннее детство, но с 14 лет до 18 (4 года) я учился в Калуге, от 18 до 23 (5 лет) проживал только зимы в Москве, студентом. Начиная с осени 54 года и до осени 57 я был в Крыму военным врачом (сам не хотел брать место в Москве). С 61 до конца 63 прожил (и то с перерывами) в Петербурге, а потом, от 63 до 74-го — 11 лет, — в Турции, большею частию по разным провинциям, на Афоне и в Царьграде… Потом, с 74 по 81, опять туда-сюда и только последние 6 лет, от 81 до 87, подряд в Москве. Значит, всего на 58 лет не более 11–12 полных годов в Москве и Петербурге! А что, я разве глупее от этого?
Надо, во-первых, в себе самом носить идеалы, хранить их, независимо от среды. Во-вторых, надо делать все возможное, чтобы находить жизнь везде. Да, везде она так или иначе интересна, а тем более в русской провинции.
Читайте книги с выбором, а не зря, наблюдайте людей, сходитесь с ними, сейте в них добрые семена, не прикрывайте всем нам свойственную лень такими плохими словами лжесмирения: «Да где мне» и т. д. Это все глупости 40-х годов, «лишние люди», герои Достоевского, «гамлеты» Тургенева. Истинное смирение, христианское, есть вещь духовная, она относится ко грехам, а не к способностям и к политическому влечению.
Вот если редко в церковь ходите, скоромное по постам едите, старым друзьям без причины не пишете — смиряйтесь: «Меа culpa! Меа culpa!»[750] Ну, а когда дело идет о полезном влиянии на людей, то совсем некстати в себе отчаиваться…
И еще, как это у Вас не будет интересного материала, когда Вы в суде служите? Да сколько, я думаю, Вы видели за этот год и слышали! И не хотите писать…
Ну, довольно укорять!
Посылаю Вам портрет мой (провинциальной работы), несравненно лучший, чем прежний, московский, — в «облаках», который даже прошу Вас теперь, имея лучший, разорвать. Так он гадок!
О себе мог бы сказать много хорошего, но не стану и трудиться, пока Вы длинным письмом не докажете, что Вы во мне еще хоть сколько-нибудь да нуждаетесь… Бог с Вами!
Ваш К. Леонтьев.
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
206. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ. 7 сентября 1889 г., Оптина Пустынь
(…) Об издании «Одиссея» я еще не отложил попечения. Лучше всего будет (через Кристи или через кого-нибудь еще) обратиться сначала к Суворину. Тогда увидим. Благодарю за намерения, но отчего же Вы не решаетесь все-таки испытать Л. Н. Толстого с этой стороны?[751] Если неожиданно согласится, подивимся вместе и порадуемся за меня. Если, как и вероятно, откажется, не будем плакать и тоже порадуемся за идею, т. е. за невыдержку чистой этики без Бога, Христа и старцев. Старец, знавши, что «Одиссей» — вещь безвредная, и услышавши от него сознание в том, что он действительно ее не раз и при самом авторе публично хвалил и что автору нужны деньги, даже не для себя, а для уплаты старых долгов и т. д., старец, говорю я, прямо бы велел ему приклеить к этому изданию свой популярный штемпель. (…)
Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб, 1911. С 70–72.
207. А. А. АЛЕКСАНДРОВУ. 12 сентября 1889 г., Оптина Пустынь
(…) Я не признаю себя сильным в метафизике и всегда боюсь, что я что-нибудь слишком реально и по-человечески, а не по-философски понял. Вы знаете, как определял метафизику Вольтер? Слушайте:
«Когда человек говорит, и никто его не понимает, и когда он сам наконец начинает ничего не понимать, — это метафизика!»
Конечно, и на этом Петр Евгениевич мог бы меня сейчас поймать, воскликнув: «психология или метафизика — большая разница!» Но я остаюсь прав по чувству: я понимаю очень ясно, я чувствую психологию более конкретную (самолюбие, гнев, любовь, твердость, «самовар и раскаяние» у русских по Рошфору[752] и т. д.); но когда начинается психология более метафизическая (эмоции, навыки, ассоциации и т. д.), у меня начинает «животы подводить» от страха, что я не пойму… Никак всего этого пальцами не ухватишь, и, верьте, есть, например, у Шопенгауера страницы (например, об эстетике), которые для меня ясны, как день, а в его «законах достаточного основания» и т. п. решительно ни бельмеса не понимаю! (…)
Впервые опубликовано в кн.: Памяти К. Н. Леонтьева. СПб, 1911. С. 72–73.
208. Н. А. УМАНОВУ 22 сентября 1889 г., Оптина Пустынь
751
…не решаетесь все-таки испытать Л. Н. Толстого с этой стороны? — «К. Н. Леонтьев просил меня поговорить с Л. Н. Толстым, чтобы он написал предисловие к его «Одиссею». Ничего из этого, конечно, не вышло». (Примеч. А. А. Александрова.)
752
Рошфор — возможно, известный французский публицист и политический деятель Виктор Анри Рошфор (1831–1913).