Что Вы скажете? Посондируйте Николая Павловича[199]… От страха сарацинского я, не знаю почему, благодарение Богу, как-то свободен. Может быть, это издали только, Бог знает! Гордиться никому не советую, на бедного Ив. Ав-ча Иванова[200] нападать не надо. Но мне кажется все-таки, что 1 /2 суток на пароходе и холера хуже всяких сарацинских изуверств.
Поэтому не волнения умов в Турции, конечно, заставляют меня действовать не совсем решительно, а другие соображения и чувства. Вы сами знаете, как сложны и вещественные мои обстоятельства, и душевные потребности мои. Последним может удовлетворить только Царьград. Там на людях и смерть была бы краснее, чем в консульстве, где даже и при волнениях мне будет скучно. Вообще же мне ехать вовсе не хочется; только что пригрелся тут и очень был бы рад, как я уже сказал, делить свое время между Кудиновом, Оптиной и Москвою (изредка), но боюсь от нерадения потерять и так жить возможность. Дохода вовсе верного нет. Вот почему по благословению духовника я прошу Вас поговорить с Николаем Павловичем и еще с кем нужно; столько умных и влиятельных людей, чтобы не могли бы меня устроить на Босфоре сносно и удобно хоть для уплаты долгов — это невероятно, особенно теперь, когда всем так нужны помощники! Марья Владимировна очень охотно-таки едет со мной. Она о турках и не думает и гораздо больше боится Катерины Лепидовны[201] и других посольских дам, чем турок. А ее письменною помощью для второстепенных вещей тоже не шутите; она способна ужасно много и чисто писать (…)
Молодцы все-таки турки, право! (Не говорите только этого никому, а то места мне не дадут за туркофильство — это серьезно я говорю Вам.) (…)
Удивляюсь сербам, чего они медлят объявить войну! Как они не поймут, что самый большой риск их — это австрийское занятие. Ну — займут. Они и утихнут. Только и больше ничего. А если занять австрийцам не удастся вследствие изменившихся условий, то они могут ужасно много выиграть. Это я говорю, Вы знаете, не по особому сочувствию сербам и не по ненависти к Турции. А потому, что, видевши как в Турции идет все хуже и хуже, как все само собою рушится, я начинаю желать европейской войны.
Что-нибудь одно — или утвердить с некоторыми реформами власть Мурада V-ro [202], или кончить все. А кончить все хорошо (т. е. в русском смысле) может скорее европейская война, даже не особенно победоносная для нас, чем эта язва конференций! Я понимаю и уважаю конференции вот в каком смысле: утвердить власть султана общими усилиями до тех пор, пока можно будет заменить ее властью нашей на Босфоре. А конференции для разрешения вопроса советом, т. е. для удаления турок и для замены их какой-нибудь международной мерзостью и на Босфоре — это ужасно! И тогда последняя надежда на историческую роль России погаснет; все перейдет в руки того среднего человека, того [нрзб.] европейца, которым, между прочим, был и несносный Jules Moulin![203] (…)
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
58. К. А. ГУБАСТОВУ 3 июля 1876 г., Кудиново
(…) Так как я уже имею благословение оптинских старцев возвратиться на время на Восток, то в случае отъезда Хитрова[204], хотя бы тучи и были густы на политическом горизонте, спешите прямо приступать (с помощью Ону и Нелидова[205], вероятно) к Ник(олаю) Павл(овичу), чтобы назначили меня управлять Генер(альным) К(онсульст)вом[206]. Вы понимаете, что если бы я прослужил до войны[207] хоть 2 месяца, то все-таки это очень выгодно, ибо и во время войны будет какой-нибудь оклад. Мне не нужно объяснять Вам, что Вы этим сделаете добро не мне одному, а и Марье Владимировне, например, которой ровно нечем будет существовать и в миру, и даже в монастыре, если я буду в 77 году без места. Потому что с будущего года оброк кончится, и имение будет давать только 400 рублей аренды, и надо в банк по крайней мере 300 % в год! Я не говорю уже о делах моих, которые чем дальше, тем больше шокируют мою совесть, ни о том, что и кроме Марьи Владимировны есть много ни в чем не повинных людей, которые имеют основания желать моей поправки для собственных выгод. Хотя бы старые дворовые, живущие на пенсии и которых нам нечем тогда будет содержать. Это очень больно! Литература все-таки вещь неверная, и необходимость ездить для нее в столицы требует 2/3 заработка (…)
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
200
Ив. Ав-ч Иванов — неустановленное лицо, возможно, один из чиновников русского посольства в Константинополе.
202
Мурад V (1840–1904) — турецкий султан, симпатизировавший европейскому просвещению и склонный к реформам. Свергнут 31 августа 1876 г.
205
Александр Иванович Нелидов (1835–1910) — дипломат. В 1874 г. был советником посольства в Константинополе. Впоследствии посол там же.
207
…до войны… — Имеется в виду сербско-турецкая война, начавшаяся в июне 1876 г., в которой Сербия потерпела поражение, что послужило причиной Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.