— Я ведь весь в тебя, хотя ты меня и не признаешь. Сейчас слишком умный человек может повредить. Но когда наступит решительный момент, ты возьмешь дело в свои руки.
Эжен вышел, потом приоткрыл дверь и сказал повелительным тоном:
— Главное, остерегайтесь Аристида: это вздорный человек, он все испортит. Я хорошо изучил его и уверен, что он всегда сумеет вывернуться. Жалеть его нечего. Если мы разбогатеем, он сумеет выманить у нас свою долю.
Когда Эжен уехал, Фелисите попыталась выведать тайну, которую от нее скрывали. Она слишком хорошо знала мужа, чтобы прямо спросить его: он бы сердито ответил, что это ее не касается. Но несмотря на все свои тонкие подходы, она ничего не добилась. В это тревожное время, когда требовалась сугубая осторожность, Эжен выбрал себе превосходного сообщника. Пьер, польщенный доверием сына, напустил на себя еще большую непроницаемость и непоколебимость, превращавшие его в какую-то тяжелую, внушительную глыбу. Фелисите поняла, что ничего от него не добьется, и перестала кружить вокруг него. Ее мучил только один вопрос, самый острый из всех. Муж и сын говорили о какой-то награде, которую потребовал Пьер. Что это за награда? Для Фелисите, совершенно равнодушной к политике, весь интерес сводился именно к этому. Она знала, что муж себя дешево не продаст, но ей не терпелось узнать, за какую цену его купили. Как-то вечером, лежа в кровати и видя, что Пьер в хорошем настроении, она завела разговор о дрязгах, неразлучных с бедностью.
— Пора бы уже покончить с этим, — сказала она. — С тех пор как к нам ходят все эти господа, мы прямо разоряемся на отопление и освещение. А кто нам заплатит? Никто.
Пьер поддался на эту удочку. Он самодовольно и снисходительно улыбнулся.
— Потерпи немного, — сказал он и с хитрым видом добавил, глядя жене прямо в глаза: — Хочешь быть женой частного сборщика?
Фелисите вспыхнула от радости. Она села на постели и по-детски всплеснула сухими старушечьими ладошками. — Правда? — прошептала она. — Здесь в Плассане?
Пьер утвердительно кивнул головой. Он наслаждался удивлением своей подруги. А она задыхалась от волнения.
— Но ведь требуется огромный залог, — сказала она наконец. — Мне говорили, что нашему соседу, господину Пероту, пришлось внести в казну восемьдесят тысяч франков.
— Ну что ж, — ответил бывший торговец, — меня это не касается. Эжен все берет на себя. Он достанет мне залог у какого-нибудь парижского банкира. Сама понимаешь, я выбрал место повыгоднее. Эжен сначала было не соглашался; стал говорить, что для такой должности надо иметь состояние, что обычно выбирают людей с положением. Но я стоял на своем, и он уступил. От сборщика не требуется учености. Я, как господин Перот, найму помощника, который будет вести дела.
Фелисите слушала с восхищением.
— Да, да, надо остаться, — подхватила она. — Здесь мы страдали, здесь и будем торжествовать. Уж я им покажу, всем этим франтихам на Майле, которые смотрят свысока на мои шерстяные платья… Мне и в голову не приходило место сборщика, я думала, ты хочешь стать мэром…
— Мэром, что ты! Ведь это должность без оклада! Эжен тоже говорил мне о мэрии. Но я ему прямо сказал: «Я согласен, если ты мне дашь впридачу пятнадцать тысяч дохода».
В их беседе крупные цифры так и взлетали, словно ракеты, и это приводило Фелисите в восторг. В нетерпении она вертелась, испытывая какой-то внутренний зуд. Наконец она успокоилась, овладела собой и сказала:
— Давай-ка подсчитаем, сколько ты будешь получать.
— Твердый оклад, если не ошибаюсь, три тысячи франков, — ответил Пьер.
— Три тысячи франков, — повторила Фелисите.
— Потом проценты со сборов. В Плассане это может дать тысяч двенадцать.
— Значит, всего пятнадцать тысяч.
— Да, около пятнадцати тысяч. Перот столько и зарабатывает. Но это не все. Он занимается еще банковскими операциями. Это разрешается. Может быть, если нам повезет, рискну и я.
— Ну, скажем, всего двадцать тысяч… Двадцать тысяч франков дохода, — повторила Фелисите, ошеломленная этой цифрой.
— Придется вернуть аванс, — заметил Пьер.
— Ничего, — ответила Фелисите, — все равно мы будем богаче всех этих господ. Ну, а маркиз и все остальные? Тебе, пожалуй, придется поделиться с ними нашим пирогом?
— Нет, нет, это все нам одним.
Фелисите продолжала расспрашивать, но Пьер, решив, что она хочет выпытать у него тайну, нахмурился.
— Ну, будет, — резко сказал он. — Уже поздно. Пора спать. Нечего нам считать заранее, а то еще сглазим. Ведь я еще не получил места. И, главное, помалкивай.