Я склонил голову набок и промолчал.
— Так или иначе, единственный ключ к разгадке — твоя визитка. На данный момент это все, что у нас в руках, — веско произнес Рыбак, постукивая концом авторучки по железной столешнице.
— Визитка — это всего лишь клочок бумаги с буквами, — возразил я. — Сама по себе ничего не доказывает. И уликой являться не может.
— Пока не может, — вроде бы согласился Рыбак. Его авторучка продолжала со звонким цоканьем плясать по столу. — Пока ничего не доказывает, тут ты прав. Сейчас эксперты заканчивают осмотр номера и оставшихся там вещей. Производится вскрытие тела. Завтра прояснится много пока неизвестных деталей. Выстроится какая-то цепочка событий. А пока остается только ждать. Вот мы и подождем. А ты за это время постараешься вспомнить еще что-нибудь. Возможно, мы просидим здесь с тобой до ночи. Что ж. Работаем мы основательно. Когда человек не торопится, он вспоминает много интересных мелочей. Вот и давай — спокойно, не торопясь, восстанови все в голове еще раз. Все, что с тобой происходило вчера. Одно за другим, по порядку…
Я уперся взглядом в часы на стене. С крайне тоскливым выражением на циферблате эти часы показывали десять минут шестого. И тут я вспомнил, что обещал позвонить Юки.
— Могу я от вас позвонить? — спросил я у Рыбака. — Ровно в пять я обещал позвонить одному человеку. Это важно. Если не позвоню, будут проблемы.
— Женский пол? — прищурился Рыбак.
— Угу, — только и ответил я.
Он кивнул, дотянулся до телефона и подвинул его диском ко мне. Я достал блокнот, отыскал номер Юки и набрал его. На третьем гудке она сняла трубку.
— У тебя важное дело, и ты не можешь приехать? — первой спросила Юки.
— Происшествие, — поправил я. — Не по моей вине. То есть, я понимаю, что это ужасно, но ничего не могу поделать. Меня забрали в полицию и допрашивают. В участке на Акасака. В чем дело — долго объяснять, но, похоже, в ближайшее время меня отсюда не выпустят.
— В полицию? Ты что натворил, признавайся?
— Ничего не натворил. Вызвали как свидетеля одного убийства. Вляпался случайно.
— Чушь какая-то, — сказала Юки бесцветным голосом.
— И не говори, — согласился я.
— Но ты же никого не убивал, правда?
— Конечно, никого я не убивал. Я в жизни делаю много разных глупостей и ошибок, но людей я не убиваю. И вызвали меня как свидетеля. Сижу вот и отвечаю на всякие вопросы. Но перед тобой я виноват, спору нет. Постараюсь искупить свою вину в самое ближайшее время.
— Ужасно дурацкая чушь! — сказала Юки. И старательно, как можно громче брякнула трубкой.
Я тоже повесил трубку и вернул телефон Рыбаку. Оба следователя внимательно слушали мой разговор с Юки — но, похоже, так ничего для себя и не выудили. Знай они, что я назначал свидание тринадцатилетней девчонке — в чем бы меня только ни заподозрили. Наверняка записали бы в маньяки-извращенцы или еще что похлеще. Что говорить — в нормальном мире нормальные тридцатичетырехлетние дяди не назначают тринадцатилетним пигалицам свиданий…
Они расспросили меня подробнейшим образом, что я делал вчера, и запротоколировали каждое слово. Под каждый очередной лист белой писчей бумаги подкладывая разлинованную картонку. И тоненькой шариковой ручкой выводя иероглиф за иероглифом. Идиотский, абсолютно никому не нужный протокол. Человеческие силы и время, переведенные на дерьмо. Очень добросовестно эти взрослые люди зафиксировали, куда я ходил и что ел. Я рассказал им всё — вплоть до хитростей приготовления жареного конняку[86], которым поужинал. И уже шутки ради наскоро объяснил, как лучше нарезать ломтиками сушеного тунца. Но эти люди не понимали шуток. Слово в слово, они старательно записывали все, что я нес. В итоге получился толстенный документ. Очень солидный на вид — и лишенный всякого смысла.
86