— Знаю, — кивнул он. — Они таких трамбуют миллионами.
— Мне следовало бы остаться в Корпусе. Но я ненавижу Корпус. Вынюхивать, подслушивать, всегда следить, что происходит у других в голове. Это не настоящая жизнь, люди так не живут. Ты становишься частью коллективного организма. Ты не можешь по-настоящему любить, не можешь по-настоящему ненавидеть. Все, что у тебя есть, — это твоя работа. Да и она не твоя. Я разделяла её с восьмьюдесятью другими наподобие Вейкмана.
— Ты хочешь быть независимой и в то же время боишься этого.
— Я хочу быть самой собой! Но не одинокой! Я ненавижу просыпаться по утрам и видеть, что рядом никого нет. Я ненавижу приходить домой в пустую квартиру. Ужинать в одиночестве, готовить и прибираться только для себя самой. Включать по вечерам весь свет, чтобы разогнать тени. Сидеть и смотреть телевизор. Просто сидеть. Думать.
— Ты ещё молода. Ты к этому привыкнешь.
— Я никогда к этому не привыкну! — Она слабо улыбнулась. — Конечно, я живу лучше многих других. — Элеонора отвела от лица свои пламенные кудри, её глаза были печальными, болезненными и милыми. — С тех пор как мне исполнилось шестнадцать, я жила с очень многими мужчинами. Я даже не могу вспомнить, сколько их вообще было. Я встречалась с ними так же, как встретилась с тобой; на работе, на вечеринках, иногда знакомилась через друзей. Какое-то время мы жили вместе, а затем ссорились. Всегда что-нибудь получалось не так; это никогда не затягивалось надолго. — Её снова охватил прежний страх. — Они уходили! Они какое-то время жили со мной, потом собирали вещички и оставляли меня одну. Или… просто бросали меня.
— И такое случается, — сказал Бентли.
Погруженный в свои мысли, он почти не слышал её.
— В один прекрасный день я обязательно найду кого-нибудь единственного, — горячо заявила она. — Правда? Мне же всего девятнадцать. Я ведь уже хорошо устроилась для девятнадцати лет. Девятнадцать лет это же совсем мало. К тому же Веррик мой покровитель, я всегда могу на него положиться.
Бентли наконец очнулся:
— Ты предлагаешь мне жить вместе?
Она покраснела.
— А ты как?
Он ничего не ответил.
— Что случилось? — резко и взволнованно спросила Элеонора, в её глазах промелькнула настороженность.
— Ты к этому не имеешь никакого отношения.
Он повернулся к ней спиной, подошел к стене и восстановил её прозрачность.
— По ночам Холм очень красив, — угрюмо сказал он. — Когда вот так смотришь на него, то ни за что не догадаешься, что же он представляет собой на самом деле.
— Забудь ты про Холм! — Она снова сделала стену непрозрачной. — Я к этому не имею никакого отношения? Значит, дело в Веррике. Я знаю, дело — в Веррике. Господи, ты пришел в тот день к нам, прижимая к животу свою папку, как спасательный пояс, такой взволнованный! — На её лице промелькнула улыбка. — Ты сиял, как христианин, который наконец-то попал в рай. Ты так долго ждал… и так многого ожидал. В тебе было что-то ужасно притягательное. Я надеялась, что ты будешь с нами.
— Я хотел вырваться из системы Холмов. Мне хотелось чего-то лучшего. Хотелось в Директорат.
— Директорат! — рассмеялась Элеонора. — А что это такое? Абстракция! Из чего, как ты думаешь, состоит Директорат? — Её дыхание участилось, глаза расширились. — Главное — это живые люди, а не учреждения и отделы. Как ты можешь сохранять верность учреждению? Новые люди приходят, старые умирают, лица постоянно меняются. И ты считаешь, что при этом твоя верность сохраняется? С чего бы это? И верность чему? Структуре! Ты верен слову или названию. А вовсе не живому существу из плоти и крови.
— В этом есть что-то большее, — возразил Бентли. — Это не просто кабинеты и письменные столы. Это само по себе что-то собой представляет.
— И что же представляет?
— Это стоит выше любого из нас. Это больше, чем любой человек или группа людей. И в то же время это — каждый из нас.
— Это никто. Если у тебя есть друг, то это определенный человек, а не класс или рабочая группа. Ты же не имеешь в друзьях весь класс четыре-семь, согласен? Если ты ложишься в постель с женщиной, то это какая-то определенная женщина, или я не права? Все остальное во Вселенной изменчиво… подвижно, случайно, это серый дым, который проходит у тебя сквозь пальцы. Единственное, что постоянно, так это люди: твоя семья, твои друзья, любовница, твой покровитель. Ты можешь дотронуться до них, быть близок к ним… вдыхать жизнь, теплую и осязаемую. Пот, кожа и волосы, слюна, дыхание, тело. Вкус, осязание, обоняние, цвета. Боже праведный, это все то, что ты можешь почувствовать! А что имеет смысл, кроме людей? На что ты можешь положиться, если не на своего покровителя?