Через несколько минут Тарзан был уже около хижины, опять открыл её дверь и вошёл. Его первой заботой было изучить механизм замка, и пока дверь была открыта, он внимательно осмотрел его устройство. Ему хотелось точно узнать, что собственно держит дверь закрытой и каким образом она открывается, как только прикоснешься к замку?
Тарзан увидел, что изнутри тоже можно притворить и запереть дверь на замок. Он так и сделал, чтобы никто не мог потревожить его во время занятий.
Тогда он приступил к систематическому осмотру хижины; но его внимание было опять главным образом приковано к книгам. Казалось, они имели на него какое-то странное, непреодолимое влияние. Он не мог сейчас заняться ничем иным — до такой степени захватила его увлекательная сила и изумительная тайна книг.
Здесь был букварь, несколько элементарных детских книжек, какие-то многочисленные книги с картинками и большой словарь. Тарзан рассмотрел их все. Больше всего ему понравились картинки, но и маленькие странные букашки, покрывавшие страницы, где не было рисунков, возбуждали в нём удивление и будили его мысль.
Сидя с поджатыми ногами на столе в хижине, построенной его отцом, склонившись своим стройным и нагим телом над книгой, этот маленький первобытный человек с густой гривой черных волос и блестящими умными глазами представлял собою трогательную и прекрасную живую аллегорию первобытного стремления к знанию сквозь черную ночь умственного небытия.
Лицо его поражало выражением напряжённой мысли. Каким-то не поддающимся анализу путём, он уже нащупал ключ к столь смущавшей его загадке о таинственных маленьких букашках.
Перед ним лежал букварь, а в букваре был рисунок, изображавший маленькую обезьяну. Эта обезьяна походила на него самого, но, за исключением рук и лица, была покрыта каким-то забавным цветным мехом. Тарзан принимал за мех костюм человека! Над картинкой виднелись семь маленьких букашек:
М-а-л-ь-ч-и-к.
И он заметил, что в тексте, на той же странице, эти семь букашек много раз повторялись в том же порядке.
Затем он постиг, что отдельных букашек было сравнительно немного, но что они повторялись много раз — иногда в одиночку, а чаще в сопровождении других.
Он медленно переворачивал страницы, вглядываясь в картинки и текст и отыскивал повторение знакомого сочетания м-а-л-ь-ч-и-к. Вот он снова нашёл его под другим рисунком: там опять была маленькая обезьяна и с нею какое-то неведомое животное, стоявшее на всех четырёх лапах и походившее на шакала. Под этим рисунком букашки слагались в такое сочетание:
М-а-л-ь-ч-и-к и с-о-б-а-к-а.
Итак эти семь маленьких букашек всегда сопровождали маленькую обезьяну!
Таким образом шло вперёд учение Тарзана. Правда, оно шло очень, очень медленно, потому что, сам того не зная, он задал себе трудную и кропотливую работу, которая вам или мне показалась бы невозможной: он хотел научиться читать, не имея ни малейшего понятия о буквах или письме и никогда не слыхав о них.
Тарзану долго не удавалось справиться с поставленной им себе задачей. Прошли многие месяцы и даже годы, пока он разрешил её. Но спустя долгое время, он всё-таки постиг тайну маленьких букашек. И когда ему исполнилось пятнадцать лет, он уже знал все комбинации букв, сопровождавшие ту или иную картинку в маленьком букваре и в двух книжках для начального чтения.
Разумеется, он имел лишь самое туманное представление о значении и употреблении союзов, глаголов, местоимений, наречий и предлогов.
Как-то раз (ему было тогда около двенадцати лет) в одном из ящиков стола он нашёл несколько карандашей. Случайно проведя концом одного из них по столу, он с восхищением увидел, что карандаш оставляет за собой черный след.
Тарзан так усердно занялся этой новой игрушкой, что поверхность стола очень скоро покрылась линиями, зигзагами и кривыми петлями, а кончик карандаша стерся до дерева. Тогда Тарзан принялся за новый карандаш. Но на этот раз он уже имел в виду определенную цель.
Ему пришло в голову самому изобразить некоторые из маленьких букашек, которые ползали на страницах его книг.
Это было трудное дело, прежде всего уже потому, что он держал карандаш так, как привык держать рукоять кинжала, что далеко не способствовало облегчению письма или разборчивости написанного.
Однако, Тарзан не бросил своей затеи. Он занимался письмом всякий раз, когда приходил в хижину, и в конце концов практический опыт указал ему такое положение карандаша, при котором ему легче было направлять и водить его. И тогда он получил возможность воспроизвести некоторые из маленьких букашек.