— Ладно. Вот чего я от тебя хочу. Пялься на небо, созерцай свой пупок или что угодно. А потом, когда я скомандую, напрягись, схвати один из этих плодов и кинь мне.
Не знаю, сколько часов мы потратили на эту муштру. Это труднее, чем кажется, — мгновенная реакция. И в тот момент, когда я подумал, что добился успеха и заслуживаю одобрения, Ааз изменил тактику. Он завязывал разговор, преднамеренно отвлекая меня, а затем прерывал его на середине фразы своим сигналом. Нет необходимости говорить, что я провалился.
— Расслабься, малыш. Слушай, попробуй сделать так. Вместо того чтобы каждый раз собирать свои силы с нуля, создай внутри себя небольшой запас энергии. Просто привычно сохраняй этот резерв в целости и сохранности, в готовности прикрыть тебя, пока ты занят наводкой своих больших пушек.
— А каких пушек?
— Не важно. Просто нарасти этот резерв, и мы попробуем еще раз.
С этой дополнительной рекомендацией тренировка пошла заметно лучше. Наконец Ааз прервал практические занятия и поставил меня помогать ему управляться с ножом. На самом деле эта задача доставляла мне изрядное удовольствие. Она требовала использования моих сил для левитирования одного из плодов и обеспечения его полета вокруг поляны, пока Ааз не всадит в него нож. В качестве добавочного изящного мазка я затем извлекал из плода нож и левитировал его обратно к Аазу для новой попытки. Упражнение отличалось монотонностью, но я никогда от него не уставал. Казалось почти сверхъестественным то, как сверкающий осколок стали делал сальто и перехватывал плод в воздухе, когда Ааз практиковался в бросках то сверху, то снизу, то из-за спины.
— Останови его, Скив!
Крик Ааза вытряхнул меня из мечтательного состояния. Не раздумывая я мысленно потянулся к ножу… и нож остановился в воздухе.
Я моргнул, но удержал его там плавающим в футе от плода, также висевшего на своем месте в воздухе.
— Поздравляю! Вот это номер, Скив! Теперь тебе есть в чем быть уверенным!
— Я сумел! — произнес я, не веря собственным глазам.
— Ты, безусловно, сумел! В один прекрасный день этот магический приемчик спасет тебе жизнь.
Я по привычке левитировал нож обратно к Аазу. Он выдернул нож из воздуха и начал было засовывать его за пояс, но вдруг остановился, чуть склонив голову набок.
— И довольно скоро. Кто-то приближается.
— Откуда ты знаешь?
— Ничего особенного. Мой слух немного лучше твоего, вот и все. Без паники. Это не бесы. Судя по звуку, какое-то копытное. Никакой дикий зверь не двигается так прямолинейно и так ритмично.
— Что ты имеешь в виду «довольно скоро»? Разве мы не собираемся спрятаться?
— В этот раз — нет. — Он усмехнулся мне. — Ты быстро совершенствуешься. Настало время тебе научиться новому заклинанию. У нас есть еще несколько дней, прежде чем этот неизвестный доберется сюда.
— Дней?
Ааз быстро приспосабливался к нашему измерению, но с единицами времени у него еще не все ладилось.
— Давай еще раз про ваше измерение времени, — проворчал он.
— Секунды, минуты, часы…
— Минут! У нас есть еще несколько минут.
— Минут? Я не могу научиться новому заклинанию за несколько минут!
— Разумеется, можешь. Это легко. Все, что тебе потребуется сделать, это так замаскировать мои черты, чтобы они походили на человеческие.
— А как мне это сделать?
— Так же, как делаешь все остальное, мысленно. Сначала закрой глаза… закрой их… Отлично, теперь представь другое лицо.
Все, что мне пришло на ум, это лицо Гаркина, поэтому я представил себе два лица, его и Ааза, рядом.
— Теперь перемести новое лицо на мое и налепи или нарасти необходимые черты. Как глину… просто сохраняй его в подсознании и открой глаза.
Я посмотрел и ощутил разочарование.
— Не сработало!
— Разумеется, сработало.
Он смотрелся в темное зеркальце, выуженное из поясной сумки.
— Но ты же не изменился!
— Нет, изменился. Ты этого не можешь увидеть, так как сам наложил чары. Это иллюзия, а поскольку твой разум знает правду, тебя эти чары не обманывают, но любого другого — обманут. Гаркин, значит? Ну, пока сойдет.
Он узнал свое новое лицо! Я был ошеломлен.
— Ты действительно видишь лицо Гаркина?
— Разумеется. Хочешь взглянуть?
Он предложил мне зеркальце и усмехнулся. Это была плохая шутка. Одно из первых открытых нами обстоятельств, касающихся его сомнительного статуса в этом мире, заключалось в том, что он мог видеть себя в зеркалах, а никто из нашего мира не мог. Я, во всяком случае, не мог.