Он опять обнажил клыки в улыбке. Я очень сильно хотел согласиться, но не имел даже смутного представления, о чем он говорит.
— Вы все еще не сказали мне, что случилось.
— Случилось то, что этот вонючий грязелюб отнял у меня мои способности! — взревел он, потеряв самообладание. — Я заблокирован! Я не могу ни хрена сделать, если он не снимет своего глупого шуточного заклятия, а он не может, потому что мертв! Теперь ты понимаешь, фантик плюшевый?!
Я принял решение. Спаситель он или нет, я предпочел бы, чтобы он вернулся туда, откуда появился.
— Ну, если я что-нибудь могу сделать…
— Сможешь, Скив, мой мальчик. — Ааз вдруг снова стал сплошное мурлыканье и зубы. — Все, что тебе требуется сделать, это разжечь огонь под старым котлом, или что там у вас есть, и снять это заклятие. Тогда мы сможем отправиться каждый своей дорогой и…
— Я не могу этого сделать.
— Ладно, малыш. — Его улыбка стала немного более принужденной. — Я буду держаться поблизости, пока ты не встанешь на ноги. Я хочу сказать, для чего же еще существуют друзья?
— Дело не в том.
— Чего ты хочешь? Крови? — Ааз больше не улыбался. — Если ты попытаешься гробануть меня, я…
— Вы не понимаете? — отчаянно перебил я. — Я не могу этого сделать, потому что я этого сделать не могу! Я не знаю как!
Это остановило его.
— Хм-м-м. Это может стать проблемой. Ну, вот что я тебе скажу. Вместо того чтобы снимать заклятие здесь, что ты скажешь насчет того, чтобы просто вышибить меня обратно в мое родное измерение, а там уж я найду кого-нибудь, кто снимет его.
— Этого я тоже не могу сделать. Вспомните, я же говорил вам, что никогда не слышал о…
— Ну а что же ты можешь делать?
— Я могу левитировать предметы… ну, небольшие предметы.
— И? — поощрил он.
— И… э… могу зажечь свечу.
— Зажечь свечу?
— Ну… почти.
Ааз тяжело опустился в кресло и на несколько минут закрыл лицо руками. Я ждал, когда он что-нибудь придумает.
— Малыш, у вас есть в этой дыре что-нибудь выпить?
— Я принесу вам воды.
— Я сказал, что-нибудь выпить, а не чем-нибудь помыться!
— О, слушаюсь.
Я поспешил принести ему кубок вина из хранившегося у Гаркина небольшого бочонка, надеясь, что он не заметит, что сосуд не особенно чист.
— И что будет? Это поможет вам вернуть свои способности?
— Нет. Но может быть, я почувствую себя немного лучше. — Он опрокинул вино одним глотком и пренебрежительно изучил кубок. — Это самый большой сосуд, что у вас есть?
Я отчаянно оглядел помещение, но Ааз опередил меня. Он поднялся, вошел в пентаграмму и взял жаровню. По прошлому опыту я знал, какая она тяжеленная, но он отнес ее к бочонку, словно она вообще ничего не весила. Не трудясь выплеснуть Гаркиновское варево, он наполнил ее до краев и сделал большой глоток.
— А! Вот так-то лучше, — вздохнул он.
Я почувствовал легкую тошноту.
— Ну, малыш, — молвил он, смерив меня оценивающим взглядом, — похоже, мы связаны друг с другом одной веревочкой. Положение не идеальное, но это все, что у нас есть. Время закусить, расписать пулю и разыграть сданные нам карты. Ты ведь знаешь, что такое карты, не так ли?
— Конечно, — подтвердил я, слегка уязвленный.
— Хорошо.
— А что такое пуля?
Ааз закрыл глаза, словно боролся с какой-то внутренней смутой.
— Малыш, — произнес он наконец, — существует приличный шанс, что это партнерство сведет одного из нас с ума. Я даже думаю, что это буду я, если ты не сможешь воздержаться от тупоумных вопросов на каждом втором предложении.
— Но я же не понимаю и половины сказанного вами!
— Хм-м-м. Вот что я тебе скажу. Попробуй накапливать вопросы и задавать их мне все сразу раз в день. Лады?
— Я постараюсь.
— Отлично. Итак, вот как я рассматриваю эту ситуацию. Если Иштван нанимает в убийцы бесов…
— А что такое бес?
— Малыш, ты мне дашь передохнуть?
— Извините, Ааз. Продолжайте.
— Правильно. Ну… гм-м… вот и случилось! — Он обратил взор к небесам, призывая их в свидетели. — Я не помню, о чем говорил!
— О бесах, — помог я.
— О! Верно. Ну, если он нанимает бесов и вооружает их нестандартным оружием, это может означать только одно — он снова принялся за свои старые фокусы. Ну а поскольку у меня нет моих способностей, я не могу убраться отсюда и поднять тревогу. Вот тут-то, малыш, и вступаешь в игру ты… Малыш?
Он выжидающе посмотрел на меня. Я понял, что не могу больше сдерживаться.
— Извините, Ааз, — сказал я тихим жалким голосом, в котором едва узнал свой собственный, — я не понимаю ни единого слова из всего сказанного вами.