— Я ни о чем не жалею, — сказала она наконец. — Ведь другого выхода не было. Я уверена. Знаешь, что тяжелее всего? Что я хочу все тебе рассказать, все, что чувствую, — и не могу.
Кумико приподняла рукой волосы.
— Я от тебя ничего не скрываю, поверь. Когда-нибудь расскажу. Ты — единственный, кому я могу это рассказать. Но только не сейчас. Пока я не могу выразить это словами.
— Это как-то связано с прошлым?
— Нет-нет.
— Спешить некуда. Расскажешь, когда сможешь. Времени у нас хоть отбавляй. Теперь я с тобой, не волнуйся, — сказал я. — И запомни: все твои дела и заботы, что бы то ни было — это все мое. Можешь не беспокоиться.
— Спасибо. Как здорово, что мы вместе.
Оказалось, однако, что времени у нас не так много, как я думал. Чего же не могла выразить словами Кумико? И не связано ли это как-то с ее исчезновением? Может, я не потерял бы ее, если б добился тогда, чтобы она мне все рассказала. Но, подумав немного, я сказал себе: «Нет! Все равно ничего бы не вышло». Ведь Кумико говорила, что никак не может подобрать нужные слова. Выходит, это было выше ее сил.
— Эй, Заводная Птица! — Меня громко звала Мэй Касахара. Сквозь дрему мне почудилось, что я слышу ее голос во сне, но это было наяву. Подняв голову, я увидел ее маленькое лицо, маячившее высоко вверху. — Эге-ге! Заводная Птица! Ну же! Я знаю, что ты там. Отзовись!
— Здесь я.
— Ну, дела! Что ты там делаешь?
— Думаю.
— Не поняла. А для этого обязательно в колодец надо лезть? Попроще ничего придумать нельзя?
— Зато здесь можно сосредоточиться. Темно, прохладно, тихо.
— Ну и как дела?
— Да не очень. Вообще-то я здесь первый раз.
— А думается как? Лучше?
— Я пока не разобрал. Эксперимент только начался.
— А ты заметил, Заводная Птица, что твоя лестница пропала?
— Как же, как же. Заметил.
— Ты знал, что это я ее вытащила?
— Нет, не знал.
— А на кого ты подумал?
— Да ни на кого, — откровенно сказал я. — Не знаю, как сказать, но мне это не приходило в голову — что кто-то взял лестницу. Сказать по правде, я подумал, что она просто исчезла — и все.
Мэй помолчала.
— Просто исчезла, — проговорила она с опаской в голосе, будто в моих словах была какая-то заумная ловушка. — Просто исчезла… Что это значит? Ты хочешь сказать, что она взяла… и пропала куда-то?
— Может быть.
— Знаешь, Заводная Птица, я уже тебе говорила, но ты правда странный парень. Таких чудиков еще поискать. Понял?
— Я бы не сказал.
— С чего же ты тогда взял, что лестницы могут исчезать сами по себе?
Я прижал ладони к лицу, пытаясь сосредоточиться на разговоре с Мэй.
— Значит, это ты ее вытащила?
— Конечно, я, — ответила Мэй. — Мог бы и догадаться. Подкралась ночью и вытянула.
— А зачем?
— Вчера я несколько раз к тебе заходила. Хотела позвать опять вместе поработать. Тебя не было. Увидела на кухне твою записку и стала ждать. Сидела-сидела, не дождалась. Тогда я подумала, может, ты снова у заброшенного дома отираешься. Прихожу — колодец наполовину открыт и в него спущена лестница. Мне и в голову сначала не пришло, что ты сидишь тут, на дне. Я подумала, что лестницу оставил какой-нибудь рабочий или еще кто-то. Вот и скажи: есть еще на свете люди, которые, чтобы подумать, лезут в колодец и сидят там?
— Что ж, ты права, пожалуй, — был вынужден признать я.
— Ночью тихонько смоталась из дома и опять пошла к тебе, но тебя все не было. И тут до меня дошло: а не ты ли забрался в колодец? Мне в голову не приходило, чем там можно заниматься, но ты ведь немножко того… Я и двинула снова к колодцу, вытащила лестницу. А ты сдрейфил, наверное?
— Есть немного.
— А что ты там пьешь и ешь?
— Воды есть немного. Еду я не брал. Вот только три лимонных карамельки…
— И давно сидишь?
— Со вчерашнего утра.
— Ты, наверное, голодный?
— Пожалуй.
— А с этим делом… ну, отливаешь ты как?
— Обхожусь. Я же почти не пью и не ем, так что это не проблема.
— А знаешь, Заводная Птица, ведь ты можешь там умереть, если я захочу. Кроме меня, никто не знает, где ты. Лестницу я спрятала. Понимаешь? Стоит мне уйти отсюда — и тебе кранты. Кричи не кричи — все равно не услышат. Кому в голову придет, что ты тут сидишь? Никто даже не заметит, что ты пропал. На работу не ходишь, жена сбежала. Если кто и обратит внимание, что ты пропал, будет уже поздно — к тому времени ты отдашь концы, и даже тела твоего не найдут.